Однако церковные власти продолжали оказывать покровительство Эль Греко, то ли потому, что его экстатические образы отвечали модным веяниям, то ли потому, что это было лучшее из доступного, то ли потому, что его великий талант ни у кого не вызывал сомнения. Вероятно, и то, и другое, и третье вместе: мотивы, которыми руководствуется некий коллективный орган, когда заказывает художнику работу, всегда носят смешанный характер. Живописью Эль Греко восхищались самые утонченные интеллектуалы того времени, а Толедо, где поселился молодой грек, был центром интенсивной духовной жизни не только в масштабах Испании, но и Европы в целом. Тереза Авильская, святой Иоанн Креста, Луис де Леон – все находились в Толедо в период его работы над «Эсполио». Позже здесь жили Гонгора, Сервантес и Лопе де Вега; и возможно, Эль Греко встречался с ними. Иными словами, в случае Эль Греко нет ни малейших оснований утверждать, будто бы эксцентричный стиль художника сложился в условиях провинциальной культурной изоляции.
Эль Греко. Эсполио. Три Марии. Деталь
Намного более вероятным кажется предположение, что Эль Греко умело эксплуатировал свою относительную изолированность, удерживая на протяжении тридцати пяти лет монополию на престижные живописные заказы в регионе Толедо. Можно даже пойти дальше и сказать, что он умело эксплуатировал свой дар визионера. Как все те художники, которым новые идеи приходят сразу в своем законченном, неопровержимом виде (Блейк – наиболее очевидный пример), Эль Греко готов был повторять отдельные фигуры или целые композиции столько, сколько требовалось. И это типичная черта всего магического искусства: как только образ наделяется присущим ему особым значением, его незачем – или просто нельзя – варьировать. Магические животные в наскальной живописи эпохи палеолита имеют одинаковые очертания что на севере Франции, что на юге Испании. Эль Греко, несомненно, испытывал удовлетворение, предоставляя клиентам качественную магию. По воспоминаниям Пачеко, в одном из залов его дома висели написанные маслом миниатюрные копии всех картин, которые он исполнил за свою жизнь. Клиенты могли выбирать, что им больше по вкусу. До наших дней дошло одиннадцать авторских повторений «Эсполио» всевозможных размеров и пять экземпляров варианта с одной только верхней половиной картины, так что изображение слегка вытянуто по горизонтали; но фигуры персонажей нигде не претерпели изменений. Голова Богоматери вновь использована в «Святом семействе»; Мария слева от нее неоднократно появляется в облике святой Вероники с платом, несущим на себе нерукотворный образ Христа. Чем более востребованным был сюжет, тем больше картин сохранилось; так, известно свыше двадцати реплик «Святого Франциска в размышлении» (преимущественно работы мастерской Эль Греко). Каким бы «современным» ни казался нам Эль Греко, он точно не подписался бы под нашей современной концепцией произведения искусства. Его картины – это наполовину объекты поклонения, иконы, где зримый образ символизирует священный, неизменный факт; а наполовину – товар, который после утверждения эталонного образца можно поставлять на рынок хоть оптом.
Эль Греко. Святая Вероника с платом. Ок. 1580
И все же художественные критики 1920-х годов, видевшие в Эль Греко предтечу модернизма в живописи, были правы. Отчасти благодаря одновременному влиянию двух нереалистических стилей, византийского и маньеристского, в пору творческого становления, а отчасти благодаря природной склонности к метафизике Эль Греко стал первым в европейской живописи ниспровергателем основ классической традиции. Поверхность для него важнее глубины, и, если надо, он не задумываясь выдвигает на передний план многофигурной композиции чью-то голову, к вящему изумлению зрителя. Цвет для него важнее рисунка, о чем он прямо заявил, шокировав конформиста Пачеко. Эмоцию он стремился передать чисто живописными средствами, пусть даже это влекло за собой искажение формы или почти неразборчивую «скоропись». С эпохи раннего Средневековья ни один художник не позволял своему внутреннему чувству ритма всецело завладеть кистью и увести изображение так далеко от наблюдаемых фактов реальности, вернее – от их общепринятой интерпретации, санкционированной всей академической традицией.
В «Эсполио» указанные черты еще заключены в привычные формы маньеризма – не случайно из всех работ Эль Греко это полотно пользовалось наибольшим признанием. Произведения зрелого периода, когда художник окончательно отточил собственный почерк и кисть его носилась по холсту точно буря по небу, пожалуй, более созвучны нашему нынешнему тревожному мироощущению, но его воображение никогда не горело ярче, чем тогда – в священном огне, зажженном им в Толедском соборе.