Взгляните на картины

Есть в жарких летних деньках такие моменты, когда ожидаешь чуда. Когда в тишине и мерцающей дымке ощущаешь некую завершенность и кажется, окружающие грубоватые цвета и формы вот-вот пустятся в пляс, вторя гулу вселенной, будто зачарованные волшебными колокольчиками Папагено, обретая наконец покой и гармонию. В жизни же чудес не бывает, редки они и в искусстве, поскольку великие живописцы обычно создавали воображаемые миры, лежащие за пределами нашего обычного визуального опыта. Но Сёра совершил такое чудо в «Купальщиках в Аньере». Когда я вижу это огромное полотно в конце галереи сквозь дверной проем, отчего иллюзия реальности еще более усиливается, то чувствую, что тишина и мерцающая дымка лета исполнили то, что обещали. Время остановило свой ход, а все вещи обрели положенную им форму и заняли положенные им места.

Это первое, что привлекает мое внимание в «Купальщиках». Вначале мой взгляд приковывает ворох одежды и обуви позади центральной фигуры, я поражен тем, какой монументальный характер сообщен этим совершенно обыденным вещам, как они расположены относительно друг друга – темные возле светлых, так что каждая плоскость имеет отчетливо выраженный силуэт и однозначный тон. То же можно сказать о котелках, панамах и сморщенных брюках, следующих снизу вверх в выверенном порядке по левой стороне холста, завершаясь строгим ритмом стен и деревьев. После взгляд устремляется вдаль и в восторге скользит сквозь мерцающий летний свет, пока не натыкается на темную голову центральной фигуры.

Каждый раз, когда я смотрю на «Купальщиков», эта фигура застает меня врасплох. Каким образом Сёра пришел к тому, чтобы изобразить этот монолит, серьезный и простой, будто одна из древностей Ареццо, на фоне импрессионистского ландшафта? Молодые амбициозные художники часто стремятся к подобному синтезу, но редко его добиваются. Все знают о надписи, которую Тинторетто сделал на одной из стен в своей студии: «Рисунок Микеланджело, колорит Тициана». Вряд ли он был более амбициозен, чем молодой человек двадцати четырех лет, решивший примирить летний мерцающий свет со взвешенным величием фрески XV века.

Сёра родился в 1859 году, в восемнадцать лет он стал студентом парижской Школы изящных искусств. Его учителем был Анри Леман, один из лучших учеников Энгра, – самые ранние сохранившиеся работы Сёра являются копиями Энгра, Гольбейна и других мастеров точного рисунка. Он был прилежным и серьезным молодым человеком, однако, покидая стены Школы изящных искусств в 1879 году, Сёра занял лишь сорок седьмое место, и никто не предрекал ему блестящего будущего.

Время для импрессионизма было плодотворное, но нет никаких свидетельств того, что Сёра проявлял хоть малейший интерес к пленэрам, пока не вернулся с военной службы в Бресте. Должно быть, за несением караула и созерцанием моря его и посетило откровение о свете. Одиночество, терпение, неподвижность и дисциплина взрастили в нем нечто, что увяло бы на веселых пикниках Моне, Ренуара и их товарищей в Аржантёе. Сёра видел в людях не солнечные жизнерадостные сущности, а напротив – одинокие силуэты на фоне горизонта; и я считаю, это ви`дение определило его стиль, как только он стал самодостаточным художником. Необходимы были серьезные перемены. Копируя Энгра, он научился превращать видение в линию. И вот Сёра приступил к серии работ, где линии не было места, ее потеснил тон. Произошедшее было подобно откровению, будто ранее неспособный говорить человек обрел язык. Карандаш конте и крупнозернистая шероховатая бумага дали Сёра возможность упростить самые сложные предметы и придать монументальную неподвижность самым эфемерным впечатлениям – как то образу отца за ужином или зимнему закату. В это же время он написал в предместьях Парижа несколько обыденных пейзажей, в которых композицию составляли стены, окна и фабричные трубы, изображенные с суровой фронтальностью. Ключевым моментом в них, как и в рисунках, было соприкосновение тонов, а выполнены они были широкими квадратными мазками в нескольких простых землистых оттенках. Взяв за основу два указанных упражнения, Сёра спокойно и методично принялся за создание шедевра.

Сёра. Этюд фигуры для «Купальщиков в Аньере». 1883

Обо всем этом можно узнать из книг о Сёра, и в какой-то степени это дает ключ к пониманию «Купальщиков». Однако, созерцая эти крупные формы, величественно скомпонованные на переднем плане, невольно думаешь об итальянских фресках XV века, и я долго размышлял, как Сёра, никогда не бывавший в Италии, смог достичь такого необыкновенного сходства с Пьеро делла Франческа. Разумеется, в истории искусств имеют место совпадения, но историкам такое не по душе, и, должен признать, я испытал облегчение, найдя в книге профессора Лонги о Пьеро примечание, что копии фресок из Ареццо были сделаны в часовне Школы изящных искусств по приказу исключительно проницательного профессора Шарля Блана. Без сомнения, они, как и превосходные копии Джотто, вдохновили Сёра, восхищавшегося Шарлем Бланом, на поиск в этой непопулярной области решения своих задач.