Обернуться страшно. Встала, как вкопанная, даже дышать перестала. Своим появлением Илья перекрыл мне кислород. Вот он момент истины. Такой будоражащий и волнующий, с непредсказуемым концом.
— Цветочек, — усмехнулся, — сзади ты просто превосходна, но мне не особо нравится разговаривать со спиной.
Дежавю. Никак иначе. Снова тоже дрожь по спине, однако на сей раз в сто крат сильнее.
Последняя оладья оказалась в тарелке, медленно выключила конфорку и повернулась.
Илья выглядел неплохо, учитывая, какие вчера дрова показались на моей лестничной клетке. Волосы в беспорядке, штаны сидели неприлично низко на бедрах, но вот что действительно заставило меня на миг смущенно стушеваться, так это голый торс. Вчерашнего свитшота, как будто и не было. Ох, и красавец же этот Морозов! Неловко стало, пусть и это было глупо.
— Итак, что у нас на завтрак? — с любопытством поинтересовался, усевшись за стол.
Озадаченно, обернулась по сторонам, будто в поисках камеры, но ничего не нашла.
— Кхм, оладушки, — ответив, поставила перед ним тарелку. — Кофе? Чай?
— Кофе, — непринужденно буркнул, не сводя с меня своих карих глазенок, в который плясали дьяволята.
Пока кофе варился, я нашла себе дело. Поставила варенье на стол, маслице с холодильника, нарезала пару бутербродиков, а там и кофе был готов. Себе налила чай, которым, увы, ночью так и не довелось насладиться.
После мы сидели напротив. Тишина прерывалась лишь стуком чашек об стол и тиканьем часов.
Тик-так! Тик-так! Тик-так!
А сидеть, не шевелясь, пытаясь занять чем-то собственное внимание, ещё сложнее.
Что говорить? О чем? Казалось, только я себя мучила вопросами.
Морозов невозмутимо жевал, да пялился на меня. Поерзав, я отпила глоток и тут же на месте подскочила, когда чашка парня приземлилась на стол с громким стуком.
— Варька! — вся его напускная безразличность полетела в тартарары, — что мы как чужие друг другу?
— А кто мы, Илья? — спокойно отозвалась, вновь отпивая чай. Мне необходимо было чем-то занять свои подрагивающие пальчики.
— Малая, — со вздохом отчаяния вырвалось у него. Протянув свою руку, он взял мою в свою. — Ты злишься на меня?
Пожала плечами. Злилась. А как же не беситься, когда твоими чувствами играли?
«То-то же! Так что нечего, Морозов, мне тут чашками стучать!» — подумала я, а на деле в рот чая набрала и молчок.
— Зачем ты поспорила? — повторил вчерашний вопрос.
— А зачем ты девкам мозги пудришь?
— Что? — сам невинность, нимб только дома забыл. Однако, Варьку Цветкову не проведешь, он волк в овечьей шкуре! По крайне мере, когда делал такое изумленно лицо. — Когда такое было? — уже возмущенно.
— Всегда! — поставила со стуком чашку. — Сколько девчонок из-за тебя плакали? Зачем ты им пудришь мозги? — подорвалась со стула.
— Что-то не припомню такого, — сощурился и тоже поднялся.
— Конечно, ты не помнишь! — фальшиво рассмеялась. — Сделал дело и свалил! Что насчет той девчонки, что месяц назад в кафе от тебя сбежала? А тех двух предыдущих, которые повелись на твои сладкие речи?
— Ты про Аньку что-ли?
Фыркнула и сложила руки на груди. Это просто невероятно!
— Малая, а что ты о ней знаешь? — угрожающе рыкнул. — Ну, люблю я поговорить, а вы, бабы? Нет, что ли? — саркастически скривил свою морду. — Я не такая, я жду трамвая! — помахал руками. — Главное, чтоб человек был хороший! С милым и рай в шалаше! Не так вы, разве, говорите?
Промолчала, отвернув голову.
— И кто сказки рассказывает?! Это просто обычный треп. Вы рассказываете, чтоб в кошелек залезть. Мы рассказываем, чтоб в трусы. Все по чесноку! В этом мире не придумали ничего другого. И если ты думаешь, что Анька была «не такая», то спешу тебя огорчить. Неделя и «святая» и «невинная» Анечка вдруг превратилась в обычную подстилку.
Его слова были гадкими, но почему они звучали так правдиво? Почему на глаза наворачивались слезы? Неужели, и я для него была такая? Обычная… подстилка?
— А мне? Морозов, зачем ты мне все это говорил? Звезды для меня! Глаза красивые! — всхлипнула.
— А чем ты отличалась от всех? Ты строила глазки и что-то я не замечал, чтобы ты была особо против.
— Потому что это спор! — истерично закричала, ударив его в грудь своим маленьким кулачком со всей имеющейся силой.
— Откуда я нахрен знал? — схватил меня и притянул к себе. Со всей накопившейся яростью мы убивали друг друга глазами. — Откуда я мог знать, что ты, коза, меня пирогами своими влю… — оступился и сглотнул, — бишь, — шепотом, едва ли слышно добавил.
Его глаза больше не были полны ярости. В них было что-то другое, что-то теплое, обволакивающее, наполненное нежностью и трепетом. Что-то что только зарождалось и было столь хлипким как хрусталь, но таким ощутимым как сталь. И я могла поклясться, что мои глаза были отображением его бездны. Так на меня никто не смотрел.
Сердце мое хотело выскочить, щеки заалели, а руки вцепилась в плечи.
— Так, — запнулась, прикусив губу, — это правда?
— Прости меня, Варь, — нежно взял меня за подбородок, закидывая голову назад. — Что-то было в твоем пироге, — улыбнулся. — А у тебя и правда самые красивые глаза в мире.