"Плохо дело, - подумал Ромашкин. - После таких сообщений выясняется, что Красная Армия отступала, и немного позже сообщают: "Оставили Киев", "Оставили Минск", "Оставили Харьков".
"За один день боевых действий части т.Василенко и Кузьмина, действующие на Южном фронте, уничтожили и подбили 60 немецких танков и более двух батальонов пехоты противника".
"Хорошо поработали, - отметил Василий. - Вот и мне бы подбивать их вместе с вами. Ну, ничего, фронт рядом, скоро и я постреляю по фашистам..."
"Стрелковое подразделение младшего лейтенанта Румянцева, действующее на Южном фронте, оказалось в окружении 60 вражеских танков. В течение суток бойцы уничтожили ручными гранатами и бутылками с горючей жидкостью 12 танков противника и вышли из окружения".
"Румянцев? Не с наших ли курсов? Кажется, была у нас такая фамилия. Румянцев вполне мог доехать до Южного фронта и отличиться в первом же бою. Но как он отбил 60 танков, это же по два танка на бойца, если взводом командовал? Но мог и ротой. Допустим, ротный погиб, а Румянцев взял командование на себя. Молодец он. Где же про московское направление пишут? Вот..."
"Минометчики части командира Голубева, действующей на малоярославецком участке фронта, 5 ноября минометным огнем рассеяли и уничтожили батальон вражеской пехоты и батарею немецких минометов".
"Не густо. Значит, и здесь наши отступают", - решил Василий.
Далее шло о делах уральского завода, и то, что о них говорилось именно в сводке Информбюро, Василий понимал - работу в тылу приравнивают к боевым делам на фронте.
Красноармейцы оживленно заговорили о новостях, взволнованно задымили махоркой.
Вдруг поезд резко затормозил. Все попадали вперед, потом сразу назад. Где-то дзинькнули стекла, кто-то вскрикнул:
- Ой, чтоб тебя! Куда же ты винтовкой тычешь? И сразу же крики:
- Воздух! Воздух!
Отрывисто и тревожно стал гудеть паровоз. Красноармейцы выпрыгивали из вагонов, скатывались по снежному склону вниз и бежали к редкому лесу, который чернел в стороне. Василий бежал вместе со всеми, крича на ходу:
- Взвод, ко мне!..
И его бойцы, кто оказался поблизости, старались держаться с ним рядом.
Сзади бухнуло несколько взрывов, пролетел над головой запоздалый звук самолета. Василий вбежал в лес и внезапно услышал веселый хохот. Он не успел еще отдышаться, не мог понять, кто может смеяться в такую страшную минуту, под бомбежкой!
Пройдя сквозь заснеженные кусты, Ромашкин вдруг с изумлением увидел хохочут немцы! И смеются они над теми, кто убегал от бомбежки. "Мы уже здесь? Как же так? Мы в окружении? Или уже в плену?" - растерянно думал Ромашкин, с отчаянием вырывая пистолет из кобуры. "В какого из них стрелять?" - не мог решить он и наконец все понял. За узкой полосой леса проходило шоссе, там вели небольшую группу пленных - вот они-то и смеялись, увидев, как русские бегут от немецких самолетов.
Это были первые живые фашисты, которых увидел Василий. Чтобы лучше их рассмотреть, он подошел поближе. От страха перед авиацией не осталось и следа, он совершенно забыл о бомбежке. Позади где-то грохали взрывы, а Василий во все глаза смотрел на хохочущих немцев. Это были совсем не трусливые вояки, которых он собирался убивать "пачками", а здоровые, спортивного сложения солдаты, в хорошо сшитых и подогнанных по фигурам шинелях, в хромовых сапогах.
- Шнель, шнель, рус, ложись земля, рейхсмаршал Геринг сделает тебе капут! - кричал голубоглазый немец с мощной шеей и плечами атлета.
Остальные опять громко захохотали.
- Ах, гады! - вдруг выдохнул со свистом в горле невесть откуда появившийся Куржаков. Василий мельком увидел его ненавидящие глаза с черными кругляшками зрачков. Мгновенно Григорий рванул пистолет, не целясь, выстрелил. Немцы сразу попадали на землю и замерли, словно все были убиты одной пулей.
К Куржакову подскочил лейтенант из конвоя, заслоняя собой немцев, решительно крикнул:
- Нельзя, товарищ! Нельзя! - И тут же с угрозой: - Вы за это ответите! Под трибунал пойдете!
- Я за фашистов под трибунал? Да я тебя, гада, самого!
Куржакова схватили за руки. Немцы поднялись с земли. Теперь они испуганно топтались, сбившись в кучу. К счастью, лейтенант промахнулся. Старший конвоя пытался выяснить фамилию и записать номер части. Но пришедший на шум комбат Журавлев сказал ему:
- Уводи ты своих пленных подальше. А то разозлишь людей - всех перебьют.
Лейтенант поспешил на дорогу, все еще угрожая:
- Вы ответите! Я все равно узнаю...
А от поезда уже кричали:
- Отбой! По вагонам!
И опять Ромашкин мчался в поскрипывающем вагоне к фронту и жадно смотрел в окно. В дачных поселках, в открытом поле, в рощах и заводских дворах - всюду стояли войска - зенитные, танковые, артиллерийские части, крытые брезентом автомобили и повозки. "Сколько у нас людей, столько техники и всего горсточка пленных. Что происходит? Почему они нас бьют?" с болью в сердце думал Василий.