Взятие Крутоторска

– Почему говоришь Бальмонт, ремонт, надо Бальмонт, ремонт. Пока не поздно, заведи хотя бы недорогой словарь корректора, раз на четырёхтомник Ушакова денег нет. Всё время надо себя проверять, тогда не будешь читать: столяр вместо столяр, мессия вместо мессия, положить вместо положить.

Жека, обиженный, потерявший уверенность, кивал головой. Наконец, начал читать статью из какой-то газеты. Нонна Филатовна хмуро слушала. Наверное, опять разразится упрёками. Но она неожиданно оговорила Жеку за другое:

– Наверное, думаешь, что Бога за бороду поймал, болельщицу и поклонницу привёл.

– Да это Тайка из Несваричей, – с пренебрежением махнул Жека рукой, стараясь показать, что вообще эта девчонка ничего из себя не представляет.

Тайка почувствовала себя виноватой в Жекиных неудачах и пролепетала:

– Извините, я случайно тут.

– Вы тут, девушка, не при чём, – успокоила её Нонна Филатовна.

Жека оставил Тайкины пятьдесят рублей на столе. Видимо, плату за ту ругань и наставления, которыми наградила его артистка.

Следующей точкой в их путешествии была редакция газеты, дом прессы. Шагая рядом с Жекой, думала Тайка о том, какую, оказывается, заковыристую профессию выбрал он себе. Ей бы, наверное, не выдержать таких трудностей.

Хотелось Тайке есть и пить. А Жека, видимо, и позавтракать успел и чаю попить. О ней же и думать забыл. Наверное, решил, что она только рыбными головами питается, а их тут нет. Жека говорил, что сегодня в редакции гонорарный день и долг он отдаст. А вообще в редакции он свой человек, и Тайка поймёт это, потому что пойдут сейчас в это четырёхэтажное здание дома прессы, где редакции всех областных газет.

Увидев вывеску кафе «Утро», Тайка повернула туда.

– Я есть хочу, – с досадой сказала она и подумала, что не такой уж обходительный и внимательный этот Жека, как она представляла себе, раз дома даже чаем не напоил и не спросил голодна ли, сыта ли она?

В «Утре» Жека не отказался от двойной порции пельменей и даже выпил стакан какой-то «бормотухи», как он сказал «для оптимизма». Она даже «для оптимизма» пить не стала. В чужие люди средь бела дня идти выпивши вовсе не пристало. Расплатилась за себя и за Жеку и повеселевшая двинулась следом за Тютриным в редакцию.

Вот и четырёхэтажное здание с вывеской: «областная», «орган»…

– Привет, Алла Ивановна, – всполошил Жека сонную вахтёршу. Остановился около мраморной мемориальной доски, на которой были выбиты фамилии погибших в Великой Отечественной войне журналистов. Поправил цветочки, положенные под доской. «Храбро сражались журналисты», – вздохнула она.

На втором этаже Жека распахнул дверь в зал, где два парня гоняли пинг-понг. Это Жека сделал нарочно, чтобы показать Тайке, что его тут знают все.

Зашли, по словам Жеки, в самый важный, самый интересный и самый шумный отдел информации. Там дым коромыслом. Стоит гвалт. Не разбери поймёшь, о чём кричат люди.

На планках, прибитых к стене, висели листы, почёрканные фломастерами и цветными карандашами.

– Макеты полос, – со знанием дела сказал Жека. Сорвал одну полосу, сунул Тайке в руки, ткнул пальцем:

– Мой репортаж.

Тайка села на краешек стула, с почтением прочитала заметку «Гибель слона». Оказывается, помер в цирке, а, может, в зверинце слон. Вот Жека и писал, как его препарировали в учхозе сельхозинститута. От чего погиб бедняга слон? Они ведь, кажется, живут, пока им самим не надоест. А этот вот окочурился.

Заведующий отделом, долгоносый, губастый пузан поучал кого-то в телефонную трубку:

– Рецензия без указания недостатков – это суп без соли. Любишь такой суп? Ну и дурак!

– Это Константин Ильич Федосов, – с почтением сказал Жека.

Забегала в отел маленькая старушка-курьерша, вешала новые полосы, заглядывали какие-то мужчины и женщины, двое парней и девчонка сидели за одним столом и чего-то строчили. Эти не шумели.

– Нештатники, – сказал о них с пренебрежением Жека.

– Садитесь, барышня, – освободил кресло от газетных подшивок лысеющий мужчина в очках. – Развлекайтесь пока, – и подвинул Тайке альбом с деревянными церквями. Кижи. А я понюхаю полосу, потом займусь вами.

– Да она со мной, – успокоил Жека лысого Олега Семёновича Смолева.

Тайка села, начала листать альбом, не понимая, зачем они сюда пришли и ей-то к чему эти знакомства в отделе информации? Смолев углубился в полосу.

– Я за гонораром, – бросил Жека и исчез за дверью.

– Ушёл ставить самую любимую подпись Михаила Светлова: «Пишите сумму прописью», – прокомментировал Смолев.

Два парня и девчонка отдали свою писанину Олегу Смолеву и ушли, но появился высоченный старик с огромным носом, сел, снял шляпу и загудел басом о каких-то лесных посадках. Олег Смолев и его хотел усадить писать, но тот начал рыться в мешковатом портфеле и положил целую тетрадь с его соображениями.

– Оставьте соображения, – принимая тетрадь, сказал Олег Смолев.

В углу, ероша курчавые волосы, что-то строчил ещё один писака. Ему шум, видимо, не мешал.

Заскочил высоченный парень в спортивном костюме:

– Ребята, свежий анекдот, – крикнул он, размахивая длинными руками, чтоб утих говор.