Взятие Вудстока

Я запаниковал и начал сыпать самыми разными предложениями, среди которых были и такие: можно построить подвесной стадион, который удерживали бы на весу аэростаты, или засыпать всю территорию «Эль-Монако» цементом, который успел бы подсохнуть к началу концерта. Думаю, что тонкую грань, которая отделяет здравый рассудок от поврежденного, я пересек в тот миг, когда сказал им, что они могут разбомбить к чертовой матери все наше заведение и провести концерт на полученном таким манером пепелище.

И внезапно на меня снизошло вдохновение. А как насчет фермы Макса Ясгура?

– Послушай, Майк, у меня есть сосед, у которого найдется куча свободного места. Он хозяин большой фермы. Там сотни акров.

– Где это? Кто он? – спросил Ланг.

– Неподалеку отсюда, – ответил я. – Он занимается производством молока, сыра. Зовут его Макс Ясгур. Лучший домашний сыр и лучшее молоко в округе. Прекрасный человек. Может, он сдаст вам землю на время концерта. У него на ней просто коровы пасутся, и все. Места навалом. А в одном месте земля идет под уклон – получается естественный амфитеатр. Давай я ему позвоню.

 Мы пошли назад, к моему танцевальному бару, из которого я мог позвонить Максу. Ланг и Голдштейн выглядели спокойными, я тоже старался сохранять спокойный вид, но затем вдруг бросил притворство и понесся по болоту, как спринтер, нацелившийся на золотую медаль, – мимо голых актеров, мимо выгребной ямы, прямиком к единственному в мотеле работавшему телефонному аппарату.

Набрав номер, я первым делом напомнил Максу о том, как ему нравятся мои музыкальные фестивали и сколь многое он уже сделал, чтобы помочь мне.

– Если бы мы смогли провести фестиваль на твоей ферме, Макс, мне не пришлось бы отдавать «Эль-Монако» банку, а моим родителям – перебираться в Майами и зарабатывать на жизнь домашней стиркой. Я смог бы даже утроить заказы на молоко и сметану. Макс? Скажи, что ты согласен.

– Конечно, согласен, Эллиот. В августе здесь тихо. Ты же знаешь, я люблю музыку. Приезжай ко мне с твоими друзьями, поговорим.

Я уселся в «Бьюик», Майк Ланг со свитой – в лимузины, и мы покатили на ферму Макса. И пока мы ехали, небо опять стало синим.

 Майк Ланг, Голдштейн, да и все остальные попросту ошалели, едва увидев многие акры раскинувшейся под открытым небом земли Макса Ясгура, покатые холмы и естественный амфитеатр. Что и говорить, места были райские, как будто специально для концерта и созданные.

Я провел Майка и Голдштейна в магазинчик Макса Ясгура, представил их друг другу.

– Макс, этим ребятам нужен участок земли для проведения трехдневного концерта, – сказал я. – Подготовку придется начать уже завтра, потому что концерт назначен на пятнадцатое, шестнадцатое и семнадцатое августа, так что времени осталось мало, а сделать предстоит многое. Окей?

Максу было сорок девять лет, но выглядел он старше – овальная голова, на которой почти не осталось волос, толстые очки в тяжелой темной оправе, маленькие глаза, нос, как у Джимми Дуранте, широкий рот и слегка оттопыренные уши. За годы фермерской работы под ярким солнцем кожа его приобрела коричневатый оттенок. Впрочем, телом он был крепок – результат все той же работы. Он производил впечатление человека умного и доброго. Да Макс и был тем, кто на идиш называется «менш» - хороший человек. И одновременно тем, о ком принято говорить «малый не промах».

– Подумай, Макс, ты получишь эксклюзивный контракт на поставку молока, сыра и йогурта десяти тысячам поклонников музыки! – сказал я.

Макс покивал, соглашаясь, и улыбнулся, – видимо, моя отчаянная попытка убедить его в том, что ему привалила неожиданная удача, показалась Максу забавной. Я обернулся, взглянул на Ланга, – он тоже улыбался и совершенно лучезарно. А на меня вдруг навалилась страшная слабость. Я понял, что, если не подкреплюсь сейчас шоколадным молоком – шоколадным молоком Ясгура, – ноги меня держать больше не будут. Однако я оставался спокойным. Выглядел спокойным. Хиппово выглядел. Ну хорошо, не хиппово. Хипповости Ланга с его огромной копной каштановых волос и так хватало на всех.

Мы решили перебраться в стоявший на берегу озера, прямо напротив «Эль-Монако»,  итальянский ресторан «У ДеЛео», позавтракать там и обсудить все детали. Я хорошо понимал – это будет лучше, чем угощать их маминым варевом, подаваемым на купленных у разорившейся компании бумажных тарелках. Да и демонстрировать гостям удобства и персонал моего мотеля тоже было отнюдь не время.