Взятие Вудстока

– Ты хоть знаешь, что сделают с нашим городом город пятьдесят тысяч хиппи? – орал кто-то из них. – Они его с землей сравняют. Это ж наркоманы – днем они буду грабить нас, а ночью коров насиловать.

Я открыл дверцу «бьюика», уселся за руль, а толпа продолжала орать мне в спину. Кое-кто даже колотил кулаками по стеклам машины. И многие повторяли:

– Мы еще покажем и тебе, и твоим сумасшедшим родителям! Ты слышишь нас, Тейхберг? Слышишь?

Это был хороший вопрос. Какая-то часть моего сознания с опаской регистрировала все происходившее, но другая тешила себя буйными фантазиями. Наконец-то, после более чем десяти лет надежд, они начинали осуществляться. Я жил в туристском городе, который не посещался туристами, да их сюда и заманить-то было нечем. Единственная претензия Бетела на место в истории состояла в том, что он был кладбищем мафиози. В 1920-х боссы мафии, приканчивая где-нибудь в Куинсе или Бруклине прежнего коллегу, совершали двухчасовую поездку по скоростной магистрали штата Нью-Йорк и зарывали труп в Уайт-Лейке, где его никто уже и никогда отыскать не мог. Это был город, в который и живые, и мертвые приезжали затем, чтобы исчезнуть навсегда. Теперь же его предстояло возвратить к жизни самому большому, какое когда-либо видел мир, сборищу людей.

А кроме того, я смутно сознавал, что, позвонив Майку Лангу и приведя фестиваль в Бетел, я переступил через границы, очерченные для моей натуры. И занял вдруг место куда более приметное, чем то, к какому я привык. Да, я проводил музыкальные фестивали, однако они особого внимания к себе не привлекали – собственно, не привлекали никакого, оставаясь словно бы невидимками. Люди, которые делали нечто значительное – Марк Ротко, Теннесси Уильямс, Трумен Капоте, – принадлежали к другой вселенной. Я не был им ровней. Так что же изменилось? – гадал я. Стал ли для меня толчком «Стоунволл»? То, что я открыто проявил себя на новом для меня, более глубоком уровне – на уровне моего гнева и мужества? В дни восстания я определенно не считал нужным таиться от всех. И быть может, это подействовало на меня сильнее, чем я полагал.

Конечно, я питал сомнения, и не такие уж и бессознательные. Возвращаясь в мотель и понемногу приходя в себя, я начал понимать весь масштаб случившегося в закусочной. Возможно, те люди были правы. Не исключено, что все может закончиться очень плохо. Толпы в пятьдесят тысяч человек Уайт-Лейк ни разу еще не видал. При таком скоплении людей без осложнений не обойтись. И что может произойти, если людьми этими вдруг овладеет паника?

По счастью, у самого меня времени на панику не было. Едва въехав на «бьюике» в наш двор, я понял, что точку возврата мы миновали. Парковка его была забита грузовиками, лимузинами, тягачами с прицепами – и машины эти все прибывали. Майк Ланг вызвал свою армию и теперь она нагрянула сюда во всей ее силе. Одно только число стоявших на парковке легковушек и грузовиков привело меня в восторг, смешанный с легким испугом. Заполненной наша парковка никогда не бывала, а теперь – вот вам, пожалуйста. И на меня ниспало с небес, точно большой мешок с цементом, откровение: Эта штука живет собственной жизнью, и мощи в ней столько, что контролировать ее я не смогу.

А затем мне явилось видение чистой отваги и ликования. В центре парковки стоял посреди дикого хаоса мой папа – стоял, точно бесстрашный матадор, направляя машины в разные части наших владений. Его большие ладони, ладони кровельщика, указывали то в одну сторону, то в другую. Он руководил скрипучими грузовиками и фешенебельными легковушками так, точно они были его работниками. Одетый в обычный свой вечно заляпанный смолой комбинезон и рубашку с короткими рукавами, не скрывавшими его могучих рук, он казался квинтэссенцией простого работяги, который внезапно стал королем. И я видел – папа испытывает наслаждение. Прожив жизнь, состоявшую из разочарований и неудач, он остался готовым к большому делу, а какие оно может сулить неприятности – на это ему явно было наплевать.

Это был его праздник – возможно, последний, подумал я, вспомнив о неладах с папиным здоровьем. И ему хватило отваги пойти навстречу этому празднику как то подобает мужчине.

В нашей конторе мама с апломбом актрисы-неудачницы, наконец-то выпущенной на сцену, разговаривала по телефону. Звонки от людей, желавших заказать комнату, поступали непрерывно. Мама заполняла регистрационные бланки, до сей поры валявшиеся у нас без всякого дела. И тем временем отвечала на вопросы в ее хорошо знакомой мне манере.

– Дорогуша, мы в кредитных карточках ничего не понимаем… Мы не резервируем комнаты, в которых нет кондиционеров… В одних комнатах вода есть, в других нет… Послушайте, дорогуша, у меня нет времени на разговоры… Вы приезжаете, мы находим для вас место, э?... Нет, чеков не присылайте. Пришлите наличные. Сколько? Пришлите две сотни и мы что-нибудь придумаем.