Стоило ей положить трубку, как телефон зазвонил снова. Я поднял ее, сразу же положил и передал телефон Майку Лангу.
– Все эти звонки, Майк, будут мешать вашему жонглированию на натянутой проволоке, – сказал я.
Ланг позвонил в несколько мест и через пару часов телефонная компания прислала к нам небольшую армию, состоявшую из грузовиков и телефонистов, которые установили в мотеле кучу аппаратов, чтобы ими могли пользоваться и сам Майк, и его люди. Установили они и телефон-автомат, – чего я безуспешно добивался от компании в течение последних трех лет.
У конторы уже толпилось около сотни вудстокцев – техников, снабженцев, мусорщиков – всех их требовалось как-то расселить. А скоро должны были появиться и другие.
Впервые за историю «Эль-Монако» все его комнаты оказались заполненными. Мама стояла за столом конторы, принимая деньги и раздавая ключи, даром что ни один их них ни к каким замкам не подходил.
– Вы попробуйте его, дорогуша, – говорила она очередному постояльцу. – Может подойдет, может нет. Кто его знает?
И взмахом руки отсылала беднягу.
Мотель приобрел новый устойчивый статус: «Свободных мест нет».
А тем временем, прилетали и улетали вертолеты. От использования простыней мне пришлось отказаться – теперь они представляли собой слишком большую ценность, – вместо них я пометил посадочную площадку отмытыми добела досками и камнями. Вскоре в городок начали прибывать вереницы лимузинов, «порше», «корветов» и мотоциклов – это съезжался обслуживающий персонал Вудстока. Такого количества дорогих машин Уайт-Лейк не видел с двадцатых годов, в которые его регулярно посещали главари мафии и бутлегеров.
В тот же день, несколько позже, Майк Ланг попросил меня посидеть с ним в нашем танцевальном баре и обсудить расселение людей Вудстока. Когда я вошел в бар, Ланг уже сидел там за длинным столом со Стэном Голдштейном, главой службы безопасности фестиваля, двумя незнакомыми мне мужчинами и несколькими своими помощниками.
Майк встал и познакомил нас:
– Это мои партнеры, Эллиот, Джон Робертс и Джоэл Розенман.
Оба поочередно пожали мне руку.
Джон Робертс, в ту пору двадцатишестилетний, имел резко очерченное лицо, широкую улыбку, темно-каштановые волосы и общий облик выпускника дорогой частной школы. Сказать по нему, что он когда-то состоял в хиппи, было нельзя, а уж сейчас-то Роджерс на хиппи определенно не походил. Несмотря на свою молодость, человеком он был достаточно зрелым и несколько суховатым. Я уже читал о нем в газете и знал, что деньги, на которые организуется фестиваль, принадлежат ему. Наследник большого состояния – отец его владел сетью аптек и производством зубной пасты, – Робертс закончил Пенсильванский университет и успел послужить в армии лейтенантом.
А вот Джоэл Розенман был человеком, мгновенно производившим сильное впечатление. Темные волосы, темные глаза, большой нос, широкая улыбка и пышные усы, которые, на мой взгляд, придавали ему легкое сходство с мексиканским
– Я читал о вас в газетах, ребята, – сказал я. – Так что, вы все же решили остановиться на комедии положений?
Все, сидевшие за столом, рассмеялись и немного расслабились.
Робертс и Розенман познакомились осенью 1966-го на поле для гольфа, а год спустя поселились на Манхэттене в одной квартире. Чем они собираются заняться в жизни, ни тот, ни другое представления не имел, однако Робертс располагал свободными средствами, которые он мог вложить в любое сулящее прибыль дело. К 1968-му они надумали сделать на телевидении комедийный сериал о двух людях, у которых, как выразился Розенман, «денег больше, чем мозгов». Главные герои его каждую неделю затевали новое дело, запутывали его донельзя, однако в последнюю минуту ухитрялись как-нибудь да спасись от результатов собственной некомпетентности. Я вполне мог отождествить себя с любой из таких комедий, а то и сыграть в ней главную роль.
В поисках сюжетов для сериала они поместили в «Wall Street Journal» и «New York Times» не совсем обычное объявление: «Молодые люди с неограниченным капиталом ищут интересные, законные возможности вложения средств и деловые предложения». И получили тысячи писем, одно из которых содержало идею производства разлагаемых микроорганизмами мячей для гольфа.
– По-видимому, у этого сериала имелись некие корни, уходившие в наши биографии, – говорил Розенман. – Мы и сами словно бы обратились в его персонажей.