Ага, особенно «внутренних». Эти внутренние факторы: бесконечные согласования и ассортимент различных учреждений, каждое из которых требует «дай», – элементы строительной мафии. Растут аппетиты мафии, а вслед за ними и цены на металл, цемент, да вообще на все стройматериалы. Когда свиньи жрут, у них в голове отключается нейрон по имени «хватит», они не могут остановиться. Старая дева, ставшая в империи «Гринстроя» финансовым директором, по моей просьбе просчитала однажды, сколько процентов в стоимости метра квартиры составляет интерес строительной мафии. Оказалось, 42 %. После такого я вернулся к похеренной когда-то идее Рубена продавать дольщикам квартиры, чья площадь рассчитывалась не по внутренним, а по внешним стенам, окупая таким образом затраты на никем не выкупленные площади лестничных маршей, коридоров, подвалов и чердаков. Когда возмущенные таким обманом квартиранты попробовали качать права, мои риэлторы, как последний аргумент в споре, демонстрировали недовольным их же собственные подписи на договоре и квартирном плане, а в утешение говорили следующее:
– Вас никто не обманывал. А представляете, каково тем, кто остался на улице, отнеся свои деньги мошенникам и не получив вообще никакой квартиры? Уверяем вас, что на вашем месте любой из этих несчастных согласился бы даже на выкуп дворовой территории, лишь бы иметь за это крышу над головой. Счастливого вам новоселья…
…Когда заседание завершилось, дед попросил меня остаться. Это была моя всегдашняя привилегия: оставаться с ним один на один и притом так, чтобы все об этом знали. Вот и в этот раз я посмотрел на завистливые спины уходивших, дождался, пока за последним из них закроется дверь, и подсел поближе к Кисину, ожидая услышать похвалу, совет, отеческое наставление. Обычно для этого случались такие «междусобойчики», а еще для того, чтобы я отчитался о переведенных мною в оффшор суммах. Я знал, что у Кисина есть на меня компромат – это схема моей обналички: пять-шесть банков здесь, три-четыре за границей. Кисин же, в свою очередь, догадывался, что и у меня есть против него кое-что. Таким образом, этот паритет компроматов являлся гарантией нашей вечной дружбы и приятельских, теплых отношений, пактом о ненападении. Сейчас Семен Ильич сидел нахохлившись, руки держал перед собой, пальцы сцепил в замок, и они у него дрожали, чего ранее за ним никогда не водилось.
– Садись, садись, Слава, – рассеянно пробормотал он, хотя я уже сидел и внимательно наблюдал за ним.
– Что с вами, Семен Ильич? – заботливо спросил я. – Вы как-то нездорово выглядите. Случилось чего?
– Случилось, Слава. Кое-что неприятное случилось. Тебя напрямую касается. – Дед покырхал, прочистил глотку, молодецки крякнув: – Баба на твои объекты виды имеет, представь себе. Все ей мало, заразе. Хочет к тебе в долю прыгнуть, генподряд навязать.
…Да простят меня все, кто читает эту книгу и не имеют понятия о некоторых терминах и специальных названиях. Я и так стараюсь обходиться без употребления нашего, строительного жаргона, но порой не знаю, как переиначить то или иное слово. Ну вот как одним словом назвать генподрядчика? Хрен его как-то еще назовешь. Генеральный подрядчик, как вы, наверное, уже поняли, – это тот, кто строит. Есть инвестор, который все согласовывает и везде башляет, а есть генподрядчик, который строит и получает за свою работу от инвестора. Есть еще субподрядчики, но я о них постараюсь ничего не писать, дабы не засорять ваш мозг мусором ненужных знаний…
– Какая баба? – сперва не понял я, но тут же спохватился. – Ах, баба! Ну конечно, как же я сразу-то… Бабурина.
– Она. – Дед вновь крякнул и попросил: – Налей мне водички, вон там на столе бутылка стоит. Простой водички. Спасибо. – Он отхлебнул, посмотрел на меня исподлобья. – Надо решать что-то, – веско молвил он.