А Заболотный некоторое время стоял у двери кабинета командира отряда и чувствовал себя провинившимся вторым пилотом. Да когда-то он тут начинал летать. Потом его долго и мучительно вводили командиром. Дело шло тяжело. Ему давали дополнительные тренировки и всё-таки довели до нужной кондиции. Посадили на всякий случай к нему опытного второго пилота, опытного штурмана и механика, наказали: с командира глаз не спускать. Но всё равно леталось ему трудно и после инцидента в Сургуте он попросился в академию. Ни командир эскадрильи, ни Шахов, ставший командиром отряда, не возражали. А кому нужны такие лётчики? Спустя пять лет, когда про него уже начали забывать, он вернулся и был назначен на должность… заместителя Боброва по лётной службе.
– Слышал? – прибежал его бывший командир эскадрильи к Шахову. – Болото теперь наш начальник. И чего ты тогда в Сургуте ему талон не отх ..л?
На груди Заболотного красовался академический значок. И… больше ничего. Летать он, за пять лет сидения за партой совсем разучился. У летчиков отвисала челюсть, когда они узнавали, кто ими будет командовать. Воистину, неисповедимы деяния твои, господи!
И новоиспечённое начальство, получив от проверяющего его инспектора тройку по технике пилотирования в аэродромных условиях, приступило к работе без права… самостоятельных полетов. Для восстановления лётных навыков ему назначили дополнительную тренировку. С тройками по технике пилотирования в воздух лётчиков не выпускали и, слава богу, не выпускают сейчас.
Постояв молча у порога, Заболотный шагнул за дверь, так и не решившись больше возражать Шахову. Но прежде, чем закрыть дверь, проговорил, словно извиняясь:
– У вас теперь будут неприятности, Владислав Дмитриевич, даже если бы мы этого и не хотели.
Оставшись один, Шахов извлёк из ящика стола нераспечатанную пачку сигарет, ждавшую своего часа. Он бросил курить с Нового года, но вот в такие моменты не выдерживал. Дым сигареты показался отвратительным. Он огляделся, куда бы её выбросить и, не найдя пепельницы, швырнул окурок в открытую форточку, воровато посмотрев, нет ли кого внизу.
С трудом досталось ему спокойствие в коротком разговоре с заместителем Боброва. Дожился, Шахов, долетался. Его, тридцать четыре года отдавшего небу, не имевшему по своей вине ни единого лётного происшествия, 25 лег проработавшего на беспокойных командных должностях, поучает какой-то мальчишка, выскочка, который случайно, благодаря модному ныне академическому образованию, выдвинулся в большое начальство. Ни личного опыта у него нет, ни своей методики обучения. Да и откуда этому взяться, если он за 15 лет пребывания в отряде налетал чуть больше 3000 часов. А его сверстники налегали уже в три раза больше.
В их молодые годы от лётчиков требовалось одно: грамотно и безаварийно летать. То есть, давать молоко, если ты назвался коровой по меткому выражению командира эскадрильи Нурислама Бека. А для этого не обязательно заканчивать академии. Это нынче стало модным иметь всякие высшие образования. Вот у него десятка два лётчиков с высшим образованием, в основном заочным. И что же? Ни одного, пожалуй, он не поставил бы руководить коллективом. Много больше, чем значок образования па груди, надо иметь, чтобы разумно и грамотно работать с людьми, распоряжаться их нервами, временем, здоровьем и судьбами. А ещё необходимо чувство такта и справедливости. Всего этого не хватает Заболотному. Как-то водитель трапа, на которого накричал за минутную задержку Заболотный, спросил его:
– Летать вас в академиях не учат, до того учёны. Так чему ж вас там пять лет учат? А если бы на моём месте был Бобров? На него так бы накричали?
С приходом Заболотного в лётной службе началось много формальных нововведений. Слабо разбираясь в психологических аспектах лётной деятельности, имея отнюдь не лучшую технику пилотирования одного мало-мальски освоенного типа самолёта и, замечая, что не пользуется авторитетом у лётчиков, он очень болезненно относился к советам более опытных командиров подразделений, считая, что этим самым принижается его высокая должность. Зато он стал отменной «кабинетной крысой». Надоедал подразделениям частыми проверками документации, требовал гору всяких отчётов и анализов. А когда в силу причин ему что-то не предоставляли вовремя, он доводил людей до белого каления. Не раз многие, не выдерживая, писали рапорта и шли к Боброву с просьбой освободить их от занимаемой должности. Но Бобров, дипломат и умница, всегда умудрялся их отговорить. В работу Заболотного он не особенно вникал, хватало хозяйственных проблем. А ещё потому, что всецело доверял опытным командирам отрядов и эскадрилий, где варилась вся «каша» летной деятельности объединённого отряда. Он бы убрал из штатного кадрового расписания эту должность, по это прерогатива управления. А с управлением ссориться он не хотел.