Взлет индюка

Внезапно Рейнблад понял, что пазл почти сложился. По краям все еще остается много неопределенностей, но центральная часть сложилась полностью. Как же он раньше не думал о такой возможности!

Фоксхантер искренне любит орчанку-полукровку. Пайк прибрал к рукам армию полукровок, созданную Харрисоном, и не считает это чем-то зазорным. Ни Фоксхантер, ни Пайк, ни Харрисон не скрывают свою принадлежность к ереси эгалитаристов, дескать, оценивать человекообразных надо не по расе, а по поступкам. Фоксхантер даже предлагал свою телку человеком офицально сделать, дескать, татуировки замажем, а остальное — ерунда… Раньше за такие слова на кострах живьем жгли, и правильно делали.

Идея, осенившая кардинала Рейнблада, была очень проста. Если Пайк и Фоксхантер не видят большой разницы между людьми и орками, логично предположить, что и эльфы для них не богомерзкие беложопые твари, а тоже человекообразные, которых надо оценивать не по облику, а по поступкам. А то, что они ежедневно убивают оркландскую скотину, и убивали бы настоящих людей, не будь в Оркланде скотины, специально разводимой на заклание — это богомерзким еретикам как бы несущественно. И Гея мерзопакостная, надо полагать, ничем для них не отличается от истинных богов Барнарда. И если предположить, что эти еретики собрались заключить взаимовыгодный союз между Человеческой Общиной и богопротивным Черным Королевством, все становится на свои места. Теперь понятно, кто был первоначальным инициатором и вдохновителем богомерзкого заговора. Понятно, с каким заданием Джордж Дюкейн отправил в Оркланд своего ближайшего соратника. Понятно, зачем Фоксхантер натравливал эльфийскую армию на экспедицию Пейна — хотел уточнить состав вооружения в экспедиции. Питер ведь до того вечера даже Топорищу Пополам про бластер ничего не говорил, свято хранил тайну.

Рейнблад придержал лошадь, и когда Пайк поравнялся с ним, обратился к дьякону со следующими словами:

— А как думаешь, Герман, орки-полукровки заслуживают равных прав с настоящими людьми?

— Шутить изволите, ваша божественность? — отозвался Герман.

— Вопросы здесь задаю я, — сказал Рейнблад и сделал серьезное лицо.

— Даже не знаю, что ответить, — сказал Герман. — С одной стороны, демократскую ересь я не разделяю, но с другой стороны… Взять хотя бы Звонкого Диска — ну какой он орк? Эта, с позволения сказать, недоразвитая пародия на человека в шахматы кого угодно обыграет. А, я понял, почему вы спрашиваете! Это насчет того, что Джон просил Алиску человеком сделать, верно? Так он это зря, по-моему. Алиска — девка замечательная, но прецедент создавать… Вы, ваша божественность, все правильно сказали, я так считаю.

— Рад, что ты меня понимаешь, — сказал Рейнблад. — Подумай еще на досуге над моими словами.

— Обязательно подумаю, — кивнул Герман. — Как что придумаю, сразу же доложу вашей божественности.

— Докладывать не надо, — покачал головой Рейнблад. — Надо не докладывать, а действовать.

— В каком смысле действовать? — спросил Герман. — Извините, но не понимаю.

— Не понимаешь, — согласился Ренйблад. — Но скоро поймешь. И когда ты поймешь, что я имею в виду, я надеюсь, ты поступишь должным образом.

— Обязательно поступлю, — кивнул Герман. — Я почти всегда поступаю должным образом. Только иногда поступаю иначе, когда упорот, например.

Рейнблад недовольно поморщился.

— Как же меня достал этот дебильный юмор, — сказал он. — Иногда мне кажется, что скоро все хранители будут говорить, как Джон Росс. Он вас будто психотропной инфекцией заражает.

Герман пожал плечами и сказал:

— Так он же Фоксхантер, ему по роду деятельности положено. Если вашу божественность эти инфекции раздражают, я буду тщательно скрывать их проявления, чтобы ни в коей мере… это, как его…

— Заткнись, — сказал Рейнблад.

Герман заткнулся. А Рейнблад стал размышлять над последней дурацкой шуткой Германа. Говорят, в каждой шутке есть доля шутки…

2

— Ну, вот вроде и все, — сказал Джон.

Нажал красную кнопку и отступил на шаг. Большая черная тарелка, которую он только что прикрепил к стене, зашипела, застучала и застрекотала.

— Это что? — спросила Алиса.

— Это радио, — ответил Джон. — Древняя технология, утраченная в мрачные дни межвременья, но возвращенная из небытия совокупным гением Святой Истинной Церкви, неделимой, нерушимой и все такое прочее.

— А зачем это? — спросила Алиса. — Оно так и должно шуметь?

Джон состроил серьезное и просветленное лицо, и сказал:

— Радио дано народу Барнарда, чтобы слушать, что говорят умные люди, и твердо знать, что есть хорошо и что есть плохо. А шуметь радио не должно, сейчас оно потому шумит, что я антенну не подключил должным образом.

Джон подобрал с пола конец толстой металлической веревки и воткнул в бок черной тарелки. Брызнули искры, а тарелка внезапно заговорила яростным человеческим голосом:

— Убить, уничтожить, истребить, стереть…

Джон отдернул веревку, искры прекратились, тарелка перестала говорить и снова стала шипеть и трещать.

— Фигасе напряжение, — сказал Джон. — То ли коротит где-то, то ли еще чего…