Взлет против ветра

Интересны и другие образы: политработника Пушкарева, Андрея Беломестнова, адъютанта Староконя, немецкой коммунистки Хильды Маер и бывшего фашистского летчика полковника фон Корнова, который, прежде чем стать подлинным борцом за новую Германию, проходит тяжелый, мучительный путь прозрения.

Геннадий Семенихин в одной из глав повести довольно четко сформулировал свою авторскую концепцию.

«Взлет против ветра» — это не только дань аэродинамическим законам. Это та особая сопротивляемость, без которой не живет и не побеждает авиатор. И не только в воздухе, но и на земле, потому что очень важно, чтобы высокой была у летчика сопротивляемость в жизни, несмотря на самые сложные и самые тяжелые потрясения. И человек, обладающий настоящей летной закалкой, обязательно побеждает в этих случаях, и победа его всегда похожа на гордый взлет истребителя против ветра».

Закрывая последнюю страницу книги, думаешь о том, что нет в голубых бескрайних просторах воздушного океана таких испытаний, которые оказались бы не по плечу нашим замечательным советским летчикам!

Трижды Герой Советского Союза, генерал-полковник авиации

И. Н. КОЖЕДУБ

ПОВЕСТЬ

ЛЕЙТЕНАНТЫ ПРИЕХАЛИ

Древние стенные часы отсчитали одиннадцать ударов.

Седой и почти квадратный майор — такими широкими были его плечи и коротким туловище — распахнул дверь в мансарду и коротко объявил:

— Ось тут и переночуете, товарищи лейтенанты. Комната, бачите, какая прибранная. То девочки из гарнизонной гостиницы для вас постарались. Когда расположитесь, ты, Аркадий, до батьки зайди. Побалакать с тобою хочет.

Тот, кого назвали Аркадием, сероглазый лейтенант с нежным смугловатым лицом и зачесанными назад темными волосами, утвердительно кивнул головой. Мягкая улыбка тронула его рот, и от этого на щеках появились ямочки.

— Понятно, дядя Тарас.

— Я теперь вам не дядя Тарас, если прибыли служить в нашу Группу войск, а майор Тарас Игнатьевич Староконь. Да еще гвардии в придачу. Вот так! — внушительно поправил квадратный майор и неодобрительно пошевелил седыми бровями, закрывая за собою дверь. Его удаляющиеся шаги замерли всамом низу лестницы.

Лейтенанты переглянулись и дружно расхохотались.

— Ничего не понимаю, — сказал второй лейтенант, обращаясь к Аркадию. — То .он твоего отца, самого командующего, «Антошей» именует, да еще и на «ты», то запрещает тебе называть себя дядей Тарасом.

— Поймешь, — возразил Аркадий, зевнув от усталости. — Все впереди.

— А как он на меня посмотрел! Я так и ожидал, что вот-вот гаркнет: «Лейтенант Беломестнов, как стоите!»

— Он не гаркает, Андрей. Он добрый.

В комнате, приплюснутой шиферной крышей, стояли две койки, заправленные свежевыстиранным бельем, на тумбочках — в хрустальных вазах душистые розы с поблескивающими капельками воды на лепестках. Было душновато. Аркадий шагнул к окну и распахнул створки. Слабый порыв ночного ветра донесся до него, и звездная россыпь заполонила глаза. В разжиженных лунным светом сумерках еле угадывались островерхие крыши маленького немецкого городка. Часы на ратуше пробили двенадцать. У калитки особняка сменялись часовые, и прозвучало традиционное: «Стой, кто идет?» «Все-таки это не дома, если часовой охраняет в ночное время жилище командующего» , — вздохнул Аркадий. Полузакрыв глаза, он с наслаждением втянул в себя прохладный воздух и вдруг со всеми подробностями вспомнил прошедший день. И то, как они с Андреем Беломестновым долго летели на синем «Ан-24» из Москвы в этот далекий гарнизон, а потом тряслись в газике, когда ехали с аэродрома в штаб Группы, и как встретил их у калитки торжественный Староконь, и как выбежал навстречу отец в парадном кителе, тяжелом от орденов и медалей. Он хотел обнять сына с наигранной суровостью, но что-то дрогнуло в чертах его бритого, властного лица.