— Какое от тебя наследство,— засмеялся Аркадий. — У тебя ни движимого, ни недвижимого. Все государственное. Машина, телефон, этот особняк. 'И все это немедленно утратит связь с тобой. Значит, у тебя только один выход, папа: жить, жить и жить.
— И воспитывать своего непутевого сынка,— закончил генерал и, оттолкнувшись от резных подлокотников кресла, тяжело поднял свое тело. Выпитые рюмки не прошли бесследно. Лицо у Антона Федосеевича было лишено того живого румянца, какой оставляет веселая пирушка у здорового человека, оно казалось серым, застывшим.
— Ты мне не нравишься, папа,— посерьезнел Аркадий. — Валидол принимаешь?
— К черту, — лениво отмахнулся командующий.
— А врачи тебя часто смотрят?
— К черту, — повторил он. — Ведь я же еще летаю на поршневых. Вернее, долетываю.
Ты нишкни, голубчик. Про это еще никто не знает. Лишь месяц назад сам почувствовал. Медики докопаются и на командующего авиацией секретную бумагу в Москву отпишут. Они знаешь какой народ.
— Какой же?
— Умеют только залечивать. Да, да, и не смотри на меня такими глазами. В авиации на эту тему даже анекдот родился. Говорят, приводят на консилиум пожилого отлетавшегося аса, а врачи переглянулись и спрашивают друг у друга: «Ну что? Шивым отпустим или лечить начнем?» Не смейся. — Генерал с хрустом сжал кулак, поднял на уровень виска, будто кому-то салютовал. — Я за какую медицину стою? За хирургов, которые на фронте металл из моего тела вынимали. За стоматолога, способного хоть зуб у тебя вовремя удалить. А терапия — это же еще дитя без глаз. Ну что она может?
От рака тебя спасет, что ли? Чепуха. Сам себя скорее спасешь, если волевой человек и не в уныние впадешь, а верить в победу над болезнью себя заставишь. Ну да ладно. Мы что-то никак не приступим к главному. — Он снова сел и положил на раскрытое личное дело ладонь с набрякшими венами. — Личные дела ваши прочел. Нравятся.
— Характеристики или мы?
— Не остри. Характеристика тоже великая , вещь, если она умным человеком написана.
— Верю, батя.
— Не зови меня батей, Аркадий. Меня в свое время батей целый авиаполк звал. А ты мне родной сын.
— Хорошо, отец, не буду.
Генерал шумно вздохнул и отодвинул личные дела в сторону.
— Парни вы с Андреем еще зеленые, и налёта у вас кот наплакал на нашем «иксе», как числим мы этот ракетоносец в плановых таблицах. Вам обоим я дам форсированную программу. Не хочу, чтобы мой сын и сын моего погибшего друга долго вводились в строй. Вы должны, как говаривал Чапаев, впереди на лихом коне скакать, раз вы наши дети. Будет непосильно — скажете. А теперь я хочу с тобою, сынок, по душам потолковать. Машину, на которой летаешь, ты любишь?
— Прости, отец, — растерялся лейтенант, — но меня об этом в училище никто не спрашивал. Все шло своим чередом по мудрым законам методики. И на классных занятиях, и на аэродроме нам много говорили о ее высоких летных качествах. Машина как машина, двадцатый век из нее так и прет. Вся начинена радиолокацией, электроникой, электричеством. Счетно-решающее устройство всегда наведет на цель, лишь не зевай. — Аркадий выжидательно посмотрел на отца.
Антон Федосеевич поморщился и словно от боли подернул плечом.
— Не то, — досадливо проговорил генерал, — не в корень смотришь!
Аркадий подумал и вдруг выпалил:
— Еще один фактор, папа. На малых высотах «икс» тяжеловат в пилотировании.
— Вот-вот! — обрадованно выкрикнул генерал и, сорвавшись с места, быстро заходил по комнате. — А я-то думал, совсем у меня сынок ненаблюдательным вырос. За четыре года учебы съел столько обедов, завтраков и ужинов по летной норме, а машину, на которой стал летать, не в состоянии оценить. Вот именно, тяжела на малых высотах!
— Да, но зато очень хороша на больших. А ведь это главное! — возразил Аркадий. — Тот, кто распоряжается высотой, всегда победит.
— Всегда ли? — прищурился отец. — Нет, Аркаша, у меня иное отношение к высотам. Электроника и кибернетика — это, разумеется, хорошо, потому что это знамение века, но ты мне такую машину подай, чтобы наши ребята были готовы бить на ней и в хвост и в гриву врага на всех высотах: больших, средних, малых. Ты вот обмолвился, что атака с больших высот — это главное. Да, сынку. Если вражеский бомбардировщик везет атомную бомбу на объект, задача твоя в этом случае ясна — перехватить его как можно дальше от цели и сразить чем угодно, хоть ракетными подвесками, хоть собственной машиной, если понадобится таранить. Но ты подумай, Аркадий, а вдруг, не дай бог, разразится большая война с широким применением авиации. Что же мы, только в стратосфере, что ли, будем драться? Да нет же, черт возьми! И у земли тоже! На низких высотах, на бреющем.
Аркадий, любуясь порывом Антона Фе-досеевича, сжал прямые тонкие губы в одну линию:
— Ты по-настоящему азартен, отец, когда о любимом деле начинаешь рассуждать. Однако почему для моего друга Андрюшки этот наш разговор должен остаться неведомым? Не понимаю.
Генерал остановился перед ним, заложил руки за спину, хрустнув костяшками пальцев.