Взлет против ветра

— Лена, не сгущай краски. В этом не было никакого злого умысла. Сначала мне показалось, что это будет весело и даже сам Баталов расхохочется от такого розыгрыша. Стоит ли нам заводить с тобой распри из-за этого желторотика?

Елена холодными, строгими глазами посмотрела на него и ровным, безжалостным тоном продолжала:

— Оставь меня в покое, Сережа, если не хочешь, чтобы мы серьезно поссорились. Я тебя уже однажды предупредила, что так жить нельзя. Помнишь, это было из-за Николая Петровича Арсентьева? И опять то же самое. Почему ты принимаешь решения, не считаясь со мной? Почему ты не хочешь видеть во мне равноценного себе человека?

— Но, Лена, — взмолился было Крымский,— ведь я даже извинился перед ним!

— Спасло ли это твою репутацию, Сергей! — презрительно возразила Елена. — Да и мою тоже. Иди спать. Не хочу я сегодня больше разговаривать об этом. Оставь меня сегодня одну. Это самое лучшее, что ты можешь сделать.

— Хорошо, — безропотно согласился Крымский и вышел.

Елена загасила ночник и осталась лежать на спине, глядя широко раскрытыми глазами на едва различимые в потемках подвески хрустальной люстры. Эта люстра когда-то была достоянием родителей мужа и ей досталась в качестве приданого. Елена вспомнила худощавую старушку в седых старомодных буклях, мать Сергея. Она была чопорной и любила бесконечно повторять одну и ту же назидательную фразу: «В жизни и в большом и в малом надо всегда быть честным».

Впрочем, эта фраза перешла впоследствии и к сыну. Сергей Николаевич всегда был подчеркнуто честным. Если он у кого-нибудь брал книгу, то всегда час в час возвращал ее владельцу, отдавая жене получку, коротко докладывал: здесь столько-то рублей и копеек.

— Да копейки-то зачем?— хохотала Елена, но он с серьезным непроницаемым лицом произносил:

— Мало ли что, Леночка. Человек всегда и во всем обязан быть точным и честным.

В ту пору заместителем по летной части был Герой Советского Союза подполковник Арсентьев, моложавый брюнет с раскосыми цыганскими глазами, очень стройный и привлекательный. Звание Героя он получил уже после войны за подвиги, совершенные в мирное время. Однажды на офицерском вечере Арсентьев пригласил Елену на вальс. Он был искусным танцором, Зал замер, пока они танцевали. Когда возбужденная от внимания присутствующих Елена покинула середину зрительного зала, их наградили дружными аплодисментами. Не успел снова заиграть оркестр, как Арсентьев вновь оказался перед ней.

— Елена, — просительно произнес он, улыбаясь и кланяясь, — если не возражаете, прошу вас еще на один танец.

Она нерешительно посмотрела на стоящего рядом Крымского. Арсентьев перехватил этот взгляд и насмешливо осведомился:

— Вы не возражаете, Сергей Николаевич, если я еще раз попытаюсь похитить вашу супругу?

— Что вы, что вы, — с деланной любезностью откликнулся Крымский.

Потом случилось так, что вечер уже заканчивался, а Клепиков пригласил Крымского в небольшую компанию, где для летчиков был накрыт стол с шампанским и фруктами. Жены офицеров стали расходиться. Арсентьев, который не курил и не употреблял никаких напитков, за исключением минеральных вод, нерешительно обратился к Елене:

— Простите, но если это вам не покажется неудобным, разрешите мне вас проводить?

— Отчего же, — ответила она.

Около подъезда они остановились. У Арсентьева была привычка разговаривать с близкими друзьями скрестив руки на груди. Именно в такой позе он одну за другой рассказывал своей спутнице веселые истории, никакого отношения не имевшие к авиации. Оба не заметили, как из-за кустов сирени, окаймлявших подступы к дому, вынырнула высокая фигура разгневанного Крымского. Бросив на обоих уничтожающий взгляд, он резко выкрикнул:

— Лена! Немедленно домой. Светка может проснуться.

Будто хлыстом ударил Елену этот повелительный окрик, и она, сгорая от стыда, опустила голову. Арсентьев, все понявший сразу, с подчеркнутой сухостью произнес:

— Зачем же так, товарищ капитан? Елена Степановна не давала вам повода для подобного тона.

— Ей пора! — снова выкрикнул Крымский, и Елена медленно пошла к подъезду. Ни одного укоряющего слова не сказала она мужу в этот вечер. Но когда на другой день Крымский возвратился домой с аэродрома, он увидел жену над раскрытым чемоданом, в который она складывала свои вещи.

— Лена, ты что?— растерялся он.

Сухими от горя глазами молодая женщина поглядела на мужа.

— Я уезжаю, Сергей. Я больше так не могу. Ведь я все-таки человек, а не безраздельная собственность капитана Крымского.

Ему стоило большого труда удержать ее в тот день. Только через неделю они помирились. Осыпая ее поцелуями, Крымский горячо шептал:

— Лена, Еленка... Ленок мой голубоглазый. Ты больше на меня не сердишься? Если бы ты знала, из чего состоит мой внутренний мир...

— Из чего же?— спросила она без улыбки.

— Из полетов, тебя и нашей Светланки.

Жена со вздохом покачала головой.

— Мир гораздо шире, Сережа.