Взлетная полоса

— Вас увидеть хотел, — чистосердечно признался Кольцов. — Надеялся, что вы не откажетесь…

Юля взяла Кольцова за руку и увела в зал. Места у них были в шестом ряду партера, почти у самого прохода. Когда сели, Юля спросила?

— Вы чем-то взволнованы?

Взволнован? В этом Юля ошиблась. Взволнован он, пожалуй, не был. Но мыслей в голове у него носилось много. Шутка ли, две такие беседы в один день! И оба шефа, словно сговорились, закончили одним и тем же? «Ищите себя!» Почему они вообще заговорили с ним об этом? Для него самого этот вопрос не стоял даже теоретически! Сам-то он нисколько не сомневался ни в правильности своих действий, ни в выбранном им пути. Объяснить все это Юле было не так-то просто. К тому же и сама она была для него сплошной загадкой. Она еще ни разу не отказала ему во встрече. Но что из этого следовало? Только то, что в какой-то степени она чувствовала себя в Москве хозяйкой, а его считала гостем? И потому вела себя по отношению к нему как отзывчивый, гостеприимный человек? Или все же существовало и другое объяснение ее внимательности? Одним словом, Кольцов совершенно не знал, что ей ответить, и лишь глубоко вздохнул.

— Это еще что значит? — удивилась Юля. — Вот уж на вас не похоже!

— Укатали Сивку крутые горки…

— Вон оно что? А вы думали, Ачкасов вызвал вас разыграть партию в преферанс?

— Ничего я не думал.

— А наш разговор в гостях у вашего лейтенанта тоже забыли?

— Помню, что вы были очаровательны.

— Допускаю. Но я не об этом, — строго ответила Юля.

— А я и об этом тоже.

— В таком случае я не припоминаю ситуации, где и чем я могла бы вас утомить.

Кольцов задумался? Что бы ему ответить? Выручила увертюра. Юля, казалось, сразу настроилась на представление и забыла о начавшемся разговоре. А Кольцов возблагодарил судьбу, которая уже не раз и не два была в таких случаях благосклонна к нему.

В первом отделении гости показали две балетные сценки: па-де-де из «Сюиты в белом» и «Умирающий лебедь». Партию лебедя талантливо танцевала Жанетт Кло. Во время антракта Кольцов и Юля из зала не выходили, как, впрочем, и большинство присутствующей на спектакле публики. Разговаривать тоже почти не разговаривали. Только Юля сказала:

— А в Париже я видела эту балерину в роли Эсмеральды. Очень приятная танцовщица. Посмотрим, что покажет Клер Мотт…

О том, что Юля была в Париже, Кольцов не знал, но именно это показалось ему самым интересным из всего, что она сказала.

— Посмотрим, — покорно ответил он.

Во время второго антракта Юля захотела погулять.

Они спустились в вестибюль и встали у открытых дверей. С улицы тянуло сыростью, запахом бензина, доносился шум, лился синий неоновый свет фонарей.

— Чем же вы все-таки так озабочены? — снова начала разговор Юля.

— Конкретно я вам даже не скажу, — признался Кольцов.

— Вот это уже лучше, — похвалила Юля. — Значит, причина серьезная. А то выдумали какие-то горки…

— Простите… Сложно мне, — признался Кольцов и добавил: — С вами. После того, что было…

— А что было? — неожиданно быстро спросила Юля.

— Все было! — твердо сказал Кольцов.

— Ничего не было. И вообще напоминать о таких вещах не очень-то деликатно, — в тон ему ответила Юля.

Кольцов понял, что сказал совсем не то, и со свойственностью открытых людей смутился.

— Не все я и сам понимаю. Не обо всем могу сказать вот в такой обстановке, — признался он.

— Это другое дело, — удовлетворилась таким ответом Юля. — Скажете позднее.

Второй акт Кольцову понравился больше. Великолепно смотрелась сцена на колокольне, световое оформление. И Юля опять была прежней, не чужой, не далекой, а почти близкой. Ее же самой спектакль доставил огромное наслаждение.

Из темноты неба накрапывал мелкий дождь. Они сели в машину. Юля завела мотор.

— Пусть греется! — сказала она и повернулась к Кольцову.

— Жаль, что вы не видели, как у нас поставлена «Эсмеральда». У нас старались взять из романа как можно больше и для декорации, и для сюжета. А что сделал Пети? Он как раз, наоборот, отказался от всего сопутствующего. Оставил только самые главные линии и изгибы. И показал нам простую и сильную историю любви и смерти. Но если уж есть два пути постановки, то, очевидно, возможен и третий! И четвертый! Вам это интересно? — горячо говорила Юля.

— Очень…

— Очень, — повторила Юля. — Не любить балет нельзя. Любите его!

— Я, наверное, вас люблю, Юлия Александровна, — не спуская с нее глаз, сказал Кольцов.

Сказал и сам испугался своих слов. Ему казалось, что Юля непременно сейчас рассердится и скажет в ответ что-нибудь холодное, колючее. Но она не рассердилась, а спросила:

— Что значит «наверное»?

— А то, что я профан не только в балете. Не больше я разбираюсь и в собственных чувствах. Даю вам честное слово, у меня никогда не было даже простых увлечений.

— Простых и не бывает, — заметила Юля.

— Ну, даже мимолетных, даже не предполагающих взаимности. Я не знаю, как их определить…

— И не надо! — очень мягко остановила его Юля. — Хотя это странно. У себя в полку вы производили впечатление более сведущего мужчины.