Взлетная полоса

А он, Томилин, еще разгоряченный восторгом полета на самолете Сикорского, оглушенный ревом двигателей и зазябший на высоте, никак не мог понять, зачем она это делает, смеялся и все пытался рассказать, как сами собой начали стрелять пробками из корзины бутылки шампанского на высоте в полторы версты из-за разницы атмосферного давления и из-под ног пассажиров под хохот и крики били пенные фонтаны вина. И как ему посчастливилось, что Игорь Сикорский не отказал и взял в этот полет в числе семи пассажиров и его. И как чуден Петербург с высоты, с борта «Гранд-Балтийского». И как хорошо, что будущие аэропланы этого типа решили называть в знак российской мощи «Русский витязь». Час и пятьдесят четыре минуты полета — это мировой рекорд. И пилотировал этот гигантский аэроплан сам же Сикорский, блистательно и спокойно. Тут же после посадки ему было присвоено звание инженера.

* * *

Ольга наконец сорвала колечко, положила на его ладонь, спрыгнула с авто и быстро пошла прочь, горбясь, смотря под ноги, приподнимая подол длинной юбки и мелькая маленькими высокими ботинками на длинной шнуровке…

И ему, наверное, стоило тогда догнать ее, взять за руку, заставить опомниться, но из ворот покатили моторы с военными чинами, присутствовавшими при полете, коляски и пролетки с промышленниками и инженерами. В лавровом позолоченном венке, надетом, как баранка, на плечи, мелькнул хохочущий Игорь — ему так и не дали переодеться, и он был в пилотской кожаной тужурке, забрызганной моторным маслом, и в авиакаске с очками, окруженный целым цветником восторженных дам.

Он привстал в ландо, махнул перчаткой и, вздернув темными усами, закричал Томилину звонко:

— За нами! За нами!

Томилин послушно включил мотор и присоединился к кавалькаде, которая направлялась в ресторан «Медведь» отмечать победу российского авиационного гения. Тогда это ему было нужнее, он должен был присутствовать при таком блестящем собрании и обратить на себя внимание тех, от которых зависело многое.

В те дни он искал для себя образец для подражания, нашел его и все пытался понять причины столь стремительного и удачного взлета, который поднял над всеми остальными молодого Игоря Ивановича Сикорского, три года назад никому неведомого киевского жителя, такого же, как и он, Томилин, студента, сына профессора психиатрии. И, осторожно разузнавая подробности о Сикорском, кажется, начинал понимать, в чем дело. У этого добродушно-благожелательного, по-южному веселого и говорливого молодого человека был редкостный дар — привлекать нужных ему людей и уметь брать у каждого то, что необходимо для общего дела. Он очень продуманно и точно начал работу. В то время Томилин участвовал в велосипедных состязаниях в Дерпте и гордился коллекцией призовых кубков, Сикорский же собирал в Киеве студенческий воздухоплавательный кружок. Но если почти все остальные члены кружка ограничивались пылкими мечтаниями о том, чтобы летать лично и добыть деньги на постройку первого аэроплана, Сикорский взял под проценты ссуду у отца и за месяц построил в Куреневке под Киевом два ангара-мастерских. Это был эмбрион настоящего серьезного предприятия. Прекрасный математик и расчетчик, Иордан почти нищенствовал, пока Сикорский первым не заметил его таланта и не привлек его к совместной работе. В десятом году они построили первый аэроплан. Игорь сам поднял его в воздух, летал над Киевом, вызывая восторг обывателей и заторы на Крещатике. Это было опасно, в случае отказа слабенького движка «Анзани» ему пришлось бы садиться на крыши или плюхаться в Днепр. Но долги (и уже не только отцу) надо было платить. Он стойко все выдерживал и сбрасывал с аэроплана рекламные листовки, где объявлял, что принимает заказы на строительство аэропланов. Киев дрогнул. Молодые щеголи бросились к нему. Демонстрировать собственный аэроплан — это было приятно. Опередил всех самый богатый, сын киевского коммерсанта Изя Гомберг. Но все это были мелочи по сравнению с тем, что сулило киевлянам участие в международном авиационном конкурсе, который назначило на лето двенадцатого года русское военное ведомство.

Инженерную Россию залихорадило. Зашевелились коммерсанты. Можно было доказать, что отечественные машины не хуже привозных. Но не только это. За каждой удачной конструкцией, в случае ее победы, маячили заказы для армии, а значит, и деньги. Владелец московского завода «Дукс» Меллер почти прекратил производство велосипедов, выписал из Италии авиационного инженера Моску, на своих не надеялся. Ученики профессора Жуковского юные Туполев и Юрьев получили от Меллера отказ, метались по Москве, собирая у доброхотов деньги на постройку собственной конструкции, но так и не собрали. Сахарозаводчик Трошенко зазывал специалистов к себе в имение, решил тоже строить аэроплан, к нему не ехали — далеко и авантюрно. В Поти подпоручик Иванов со своим денщиком в сарае наобум городили нечто немыслимое…