– Я с тобой поеду, – сказал Владимир, поднимаясь, – и еще кого-нибудь из ребят возьму, из тех, кому ничего объяснять не надо. Эх… Нам бы план, как его из дома выманить. И Гуляре хорошо бы знак подать.
– Я знаю как, – сказал Черешнин после секундного размышления.
И почему-то посмотрел на соседа Ложкина.
Глава 3
План Ивана
Евгений Алексеевич Шестаков проживал на отшибе одного из непопулярных, в виду инфраструктурной недоразвитости, московских районов – на разделительной полосе урбанизма и мезозоя. С одной стороны к его дому подступали громоздко застроенные городские кварталы, с другой – дикорастущая лесопарковая зона.
Одноэтажный, но обширный по площади, приплюснутый дом Шестаковых располагался на угловом участке, на перекрестке двух грунтовок. Довольно роскошный по меркам советского самостроя: четыре комнаты, кухня, туалет, совмещенный с ванной, и большой, более похожий на проходную комнату, просторный коридор. Соседний участок, когда-то принадлежавший родному брату отца Шестакова, также находился во владении Евгения Алексеевича. Его территория была практически пуста – кроме гаража, переделанного из недостроенной в свое время бани, его заселяли лишь перегнивший за зиму бурьян, да весенние кротовые кочки.
У каждого из шестаковских участков был собственный выезд на дорогу: на перпендикулярные друг другу улицы, Садовую и Лесную. Соседние дома, некогда примыкавшие к обоим участкам, а также те, что стояли напротив, давно приговорило время. На их месте буйно росла невыкошенная трава, из-под которой едва проглядывали руины развалившихся заброшенных огородных домишек. Новые же, более современные хоромы, если кем-то и возводились, то в отдалении и за высокими изгородями. Шестакова отсутствие лишних глаз и две дороги, по которым можно скрыться как в лес, так и в город, устраивало абсолютно.
День выдался солнечным, даже жарким для такой поздней весны. Евгений Алексеевич ехал из прокуратуры домой на своем долгожителе-«фиате» в замечательном настроении. На заднем сидении машины лежали только что полученные им из отдела хранения вещдоков ритуальный меч и шаманская маска. Мысли в голове безумца были легкими, как только что приготовленная сахарная вата, и летучими, как искристая пена шампанского.
Когда и эта ведьма умрет, можно с чистой совестью уходить на покой. Тем более, сейчас, когда никто не сможет заподозрить, что Шаман все еще жив. Тело, из которого он изгонит ведьму, в этот раз, в виде исключения, он сожжет. А потом среди улик, найденных на пожарище салона красоты, всплывет вдруг «чудом уцелевшая» косточка – с ДНК его бывшей подчиненной. Она и поставит изящную точку в этом гениально продуманном и так же реализованном сложнейшем плане.
А потом – в Краснодар. В тепло! Мама стала совсем старая, за ней нужен уход. А хорошие полицейские нужны везде. Свой долг перед людьми – 12 ведьм! – он уже выполнил. Почти что.
Шестаков загнал машину в баню-гараж и направился в дом. Маску и меч-мачете он нес подмышкой, завернутыми от любопытных глаз еще в прокуратуре в черный целлофановый пакет.
Мама, несмотря на то, что ей это уже давно было нелегко, как всегда, приготовила ужин, чей дразнящий дух наполнил все помещения в доме, и теперь, лежа, отдыхала перед телевизором.
Шестаков, как искренне любящий сын, нежно поцеловал мать в щеку. Она тут же попыталась встать, чтобы накрыть на стол, но он удержал ее на постели.
– Не надо, мамочка. Я сам. Отдыхай.
Утоляя свой аскетичный, редко требующий чего-то изысканного, аппетит, Шестаков думал о деталях предстоящего ритуала, сверяя по памяти, все ли к нему приготовлено. Процедура носила чисто технически характер: конечно же, приготовлено было все!
Покончив с ужином, еще раз взглянув на заснувшую под почти неслышно работающий телевизор мать, Евгений Алексеевич прошел в широкий коридор, откуда расходились пути по всему дому. В комнаты, на кухню, в ванную. А также в подвал. Достав из кармана связку ключей, Шестаков отпер подвальную дверь. Пакет с маской и мачете снова был у него подмышкой. Щелкнув выключателем, следователь прокуратуры зажег свет на ведущей вниз лестнице.
Пленница находилась там же, где он ее оставил – в правом дальнем углу подвала, с завязанными глазами и скованными за спиной руками. Не обращая внимания на очередные провокации, которыми, как обычно, она попыталась вывести его из себя, Евгений спокойно прошел вглубь своего огромного подземелья – по площади подвал был почти такой же, как и весь дом.
Развернув черный целлофан, следователь выложил меч и маску на верстак. Судя по тому, как задрожал вдруг голос оскорблявшей его ведьмы, она почувствовала их. Внутри шевельнулось приятное и знакомое чувство – ты правильно боишься, ведьма! Он знал, что рано или поздно ужас сломит ее волю, и, забыв все ругательства на свете, она примется его умолять. Так происходило всегда, с каждой их них.