Взломать стихию

– Я был у матери, – сухо ответил Алексей Манин. – Ничего. Это мало что меняет. Вопрос по-прежнему в том, где Декстер и где похищенные им женщины. И еще. Почему мне звоните вы, а не Гуляра? Вы что, продолжаете расследование как частный детектив? – в манинские интонации просочилось раздражение.

– Нет, что вы!..

Иван рассказал, что на самом деле сейчас происходит с Гулярой.

– А! Вот в чем дело. Передайте ей мои поздравления! – сказал Манин успокоившись, сильно потеплевшим тоном. – И вас я также благодарю за помощь. Снова отлично проделанная работа!

Черешнин был доволен и собой, и полученным комплиментом. Но прокурор им не ограничился.

– Но пока остановитесь, хорошо? – добавил он. – Помогайте жене, занимайтесь ребенком. А я, как мне и положено по занимаемой должности, всем остальным. Сейчас же сделаю все необходимые запросы. Договорились?

– Конечно, – Иван не имел права возражать.

– Поищем его среди писавших письма, – продолжил Алексей Николаевич. – И Обухова самого и вообще весь этот контингент прошерстим. Спасибо. И еще раз поздравляю!

Дома Черешнин заснул с совершенно спокойной совестью. Начинался новый этап в его жизни. Обещающий быть беспримерно счастливым, безоблачным и беззаботным.

Глава 19 Будни сумасшедших

Он вызывает у людей доверие – маньяк знал это про себя отлично.

Они сами обращаются к нему за помощью, и его служебный, профессиональный долг – оказывать им ее.

Но всякой работе когда-нибудь приходит конец. Пора пожить и для себя.

Голоса давно не приходили к нему, но он и без них помнил, что надо делать. Последний этап Плана был вопросом ближайших дней. А после этого он будет, наконец, освобожден.

Если бы Голоса в его голове принадлежал классической Жанне Дарк, Наполеону или даже самому Господу богу, вряд ли бы он им поддался. Сразу же поняв, что это – не что иное, как болезнь.

Но эти Голоса болезнью быть не могли.

Они никогда не спорили – ни с ним, ни между собой.

Они просто говорили, что делать.

Всего Голосов было двое: мужской и женский (в соответствие с двумя ипостасями всего во Вселенной). Женский звучал реже, как правило, разъясняя то, что перед ним говорил мужской, дополняя сказанное им деталями. Мужской же, появляясь, заполнял собой все. Он являлся сутью и откровением, за ним невозможно было не идти, игнорировать, не подчиняться. Власть, мудрость, знание, всесилие, любовь – в нем было все.

«Голос! – с восторгом думал о нем сумасшедший. – Я не просто повернулся на его зов, я вам не капризный ребенок Градский! Он поднял меня из мрака, поднес к свету, согрел вниманием, участием, оживил! Рассказал о моем предназначении, раскрыл мои глаза, объяснил, что и как я должен делать дальше…».

На Земле таких нет (это смешно было даже предположить) и быть не могло. Голоса, безусловно, говорили с ним из другой Вселенной.

Другие мысли сумасшедшего, не связанные с восторгом Голосами, были в этот момент довольно прозаическими. «Умеют же строить, когда хотят!» – маньяк совершал очередной обход пленниц и, по привычке, восхищался качеством своей тюрьмы.

Звукоизоляция, например, на самом высшем уровне. Чтобы из одного бокса можно было услышать, что происходит в другом, одновременно должны быть открыты двери в обоих. А такого не случалось никогда. Достучаться друг к другу через стенку тоже было немыслимым, слишком они были толстые. Строили, не жалея ресурсов, с запасом.

Когда-то эти стены были призваны спасать жизни.

«А я что всю жизнь делаю? – задал безумец вопрос сам себе. – Разве не то же самое?».

Но он тут гость, и скоро улетит.

Маньяк дошел до бокса с Двенадцатой.

Роза по-прежнему являлась его любимицей. Вот с кем не было никаких проблем вообще. Все, что требовалось, чтобы старушка пребывала в бодром расположении духа, это передавать ей приветы от кота, утверждая, что с ним все в полном порядке. Она, если что-то у него и просила, то всегда тихим, извиняющимся тоном. Никогда не настаивала и всегда с пониманием принимала отказы. Цепи ей он натягивал, как и всем остальным, но, скорее, для порядка, чтобы не менять ничего в процедуре, к которой привыкла и сама пленница. Он пошел даже на то, что, помимо книг, принес ей видеозаписи программ ее любимого Первого канала. И даже обсуждал с ней кое-что из того, что говорили гости Познера.

Остальные вели себя по-разному. Вторая, например, слишком долго унижала и оскорбляла его. Он не смог больше терпеть. Прижав ее цепями к стене, он надел на ее лицо намордник с кляпом и оставил так на несколько дней.

«Я могу держать тебя так все время. Так будет даже проще, – сказал он ей, вернувшись. – Но у меня нет цели, причинять тебе боль. Мне нужна только твоя послушность».

После этого он снова исчез на несколько суток.

Больше в его адрес Вторая не произнесла ни слова.

Все остальные ломались еще легче. В самом начале он думал колоть их медикаментами, что решило бы многие вопросы. Но побоялся не рассчитать – убить их по неосторожности, раньше времени, было недопустимым. Покидать этот мир они должны были в строгой последовательности – так считали Голоса.