Взломать стихию

– В больницу, – закончила за него Клара.

– Нет – нет, за Маниным! – запротестовал Черешнин.

– Варвара у него, я точно знаю, – добавила Гуляра. – Я слышала, как она плачет. И другие две женщины еще живы наверняка.

– Тогда в полицию! – настаивала Клара.

– Обязательно, – с этим Гуляра не спорила. – Но, я боюсь… Представь, сколько времени займут объяснения? Даже в самых общих чертах.

– Правильно, – поддержал жену Черешнин. – Самим тоже надо действовать.

– В вашем состоянии? – Клара все еще спорила. – У тебя башка пробита и руки – ноги «на ниточках»! И у тебя, – Клара кивнула на синяк, оставленный на лице Гуляры прокурорским пистолетом, – тоже не все в порядке.

– Спокойно, – Ложкин как раз деловито осматривал рану Ивана. – На районе и похуже бывало. Стрептоцида сыпанем, будет жить. От боли бы только чего-нибудь.

Иван, которому действительно было нехорошо – болевой шок начал возвращаться, тем не менее, попросил о другом.

– Я думаю, что знаю, где сейчас Манин, – произнес он. – Мы поедем туда и попытаемся ему помешать. А по дороге будем связываться с полицией. И надо спешить! Времени осталось буквально пара часов.

Глава 6 Дитя и мать

– Невинные сущности, полные нерастраченной энергии жизни, слившись с силой четырех стихий, откроют пространственный портал, расставшись со своей телесной оболочкой. В котором мы, проводники это древней энергии, создавшей все во Вселенной, закончим возложенную на нас на Земле миссию и возродимся среди своей расы. Новыми, могущественными, и здоровыми, мама! Здоровыми! Ты понимаешь меня?

На Алексея Манина, целиком и полностью его не понимая, с недоумением смотрела сидящая в инвалидном кресле женщина. В возрасте, статная и породистая, несмотря на тяжелую болезнь, состарившаяся красиво. Женщину звали Ольгой Геннадиевной и Леше Манину она приходилась родной матерью.

Не далее как пару дней назад, ее любимый единственный сын буквально похитил ее из лечебницы, в которой она пребывала уже несколько лет. Все время отговариваясь, что объяснит все потом, теперь он привез ее в это наистраннейшее место, от которого мурашки бегут по коже, и несет ту ахинею, которую она сейчас слышит.

– Как это можно понять, Алексей? Сынок, если ты все это говоришь всерьез, то кто из нас болен? Что это за место?

– Наша раса, мама, опережает все другие на миллионы тысячелетий развития и прогресса. Мы управляем жизнью всей Вселенной. Все, что нужно, это закончив предназначенное, высвободить энергию, которая доставит нас обратно. К своим. Домой!

Манин говорил горячо, волнуясь, безостановочно меряя пространство помещения, в которой они находились, длинными, быстрыми шагами.

– Ты просто не помнишь этого, мама. Потому что с тобой они не говорили. Но если бы ты их услышала, ты бы все поняла сразу.

Манин взглянул на мать, как когда-то она сама на него смотрела в детстве: когда он, ребенок, не понимал чего-то такого простого для человека чуть повзрослее.

– Потерпи немного, и ты забудешь, что такое боль, страдания, что такое одиночество и несчастье. Мир, которым мы управляем, этот мир, его люди, это… это всего лишь топливо для нашего космического корабля! Наши батарейки. Не надо их жалеть, мама! Их много, и они не имеют никакой ценности. Мы зарядимся ими и улетим туда, где будем счастливы. Просто сиди и занимайся своими делами. Можешь даже не смотреть, я все сделаю сам.

– Леша! Ай…

Ольга Геннадьевна махнула рукой. Что поделаешь – он всегда был капризным мальчиком. Никогда она не спорила с ним по серьезному, потакая его детским прихотям, благо возможности для этого в генеральской семье были. Отец, вот тот был с ним построже. Кто же знал? Все шло к тому, что она первой оставит этот мир, а на тебе – ее порода оказалась тверже и долговечней, чем генеральская. Теперь же она вынуждена, как и раньше, в детстве Алексея, терпеть, как он докучает ей своими фантазиями, выслушивая его не поддающийся пониманию мальчишечий бред.

Пусть занимается, чем хочет, она устала.

Неожиданно Ольга услышала плач ребенка. Совсем еще маленького. Младенца.

Алексей втолкнул в комнату высокую, ему почти по пояс тележку, похожую на большие носилки на колесиках.

Тележка ехала тяжело, на ней друг на друге лежали сразу два человеческих тела. Это были женщины, живые, обе коротко и неаккуратно подстриженные, одетые в одинаковые комбинезоны, со связанными за спиной руками, и наклеенными на рот и глаза широкими полосками строительного скотча серого металлического цвета.

Мама Манина вглядывалась в разворачивающуюся перед ней картину прищурившись – из опасения, что ее обманывает зрение.

Остановив тележку, ее сын ненадолго снова вышел в ту же дверь и вернулся, неся на руках завернутого в пеленки ребенка. Совсем малютку. Чтобы ребенок не плакал, Алексей на ходу кормил его из розовой пластиковой бутылочки молочной смесью.

В силу возраста скверно владея оценкой причинно – следственных связей, сидящая в кресле – каталке мамаша машинально разулыбалась – словно к ней принесли знакомиться родную долгожданную внучку.