Взор синих глаз

– Ох, сэр, знамо дело, мне этого не дано… хе, хе! Может быть, я всего лишь бедная старая развалина, сэр, и многого не прочту, да только разбираю я по буквам порою не хуже, чем иные-прочие. Вспомните-ка, сэр, ту ночь, как бушевал страшный шторм; вы работали в своей мастерской да попросили меня подержать вам свечу, пока вы сами делали новую креслу на кафедру алтаря?

– Да, и что с того?

– Я светил вам свечой, а вы сказали, что любите общество, даже если это всего лишь кошка или собака, имея в виду меня; а новая кресла для кафедры у вас не выходила, и все тут.

– Ну, теперь я припоминаю.

– Да, не выходила, и все тут. Смотрелось-то оно еще недурно, да только – бог ты мой!

– Уорм, сколько раз я должен одергивать тебя за непристойную брань?

– Так вот, энто кресло смотрелось-то еще ничего, но вам невмочь было на нем усидеть. Как только вы усаживались в него, кресла вся изгибалась, что твоя буква Z. «Протри-тка ты глаза, Уорм», – сказали вы, как увидали, что кресла шатается в такт с тем, как я клюю носом. Как сграбастали вы тогда энто кресло да как запустили его ко всем чертям на другой конец мастерской – вон как разгневались-то. «Проклятущее кресло», – говорю я. «Именно так я и подумал», – отвечаете вы, сэр. «Я увидал это по вашему лицу, сэр, – говорю я, – и я уповаю на то, что и вы, и Господь простите мне, что я брякнул то, от чего вы удержались». Вы тогда смеялись от сердца, спаси Господь вашу душу, сэр, смеялись над тем, что бедная старая развалина так верно угадала мысли-то ваши. Так-то, и я порой бываю умудрен не хуже, чем иные-прочие.

– Я подумал, что вам лучше бы иметь рядом с собою человека профессионального, который обошел бы с вами церковь и башню, – сказал мистер Суонкорт Стефану на следующее утро, – и потому я получил разрешенье от лорда Люкселлиана послать за его человеком, когда вы прибудете к нам. Я велел ему быть здесь в десять часов утра. Он очень интеллигентный человек и расскажет вам все, что вы хотите знать, о состоянии наших стен. Его имя Джон Смит.

Эльфрида не пожелала быть снова замеченной в церкви наедине со Стефаном.

– Я буду ждать здесь вашего появления на самой верхушке башни, – сказала она смеясь, – буду любоваться на ваш силуэт на фоне небес.

– И когда я поднимусь наверх, я помахаю вам своим платком, мисс Суонкорт, – сказал Стефан. – Ровно через двадцать минут, – добавил он, взглянув на свои карманные часы. – Я буду на вершине и стану отыскивать вас взглядом.

Она обошла кругом заросли кустарника и спряталась в них, откуда она могла следить за тем, как он спускается с откоса, ведущего к подножию холма, на котором стояла церковь. Она увидела, что его ожидает там крохотная белая фигура – каменщик в его рабочей одежде. Стефан подошел к нему и замер на месте.

К ее удивлению, они оба, вместо того чтобы направиться к церковному кладбищу, медленно присели на каменную глыбу, неподалеку от их места встречи, да там и остались, словно погрузились в серьезную беседу. Эльфрида взглянула на часы – девять минут из двадцати прошло, а Стефан и не думал трогаться с места. Еще больше минут пробежало – она стала мерзнуть, ожидая, и дрожать от холода. Прошло никак не меньше четверти часа, прежде чем они начали подниматься на холм улиточным шагом.

– Какая грубость и полнейшее отсутствие манер! – воскликнула она про себя, покраснев от обиды. – Можно подумать, он влюблен в этого каменщика, вместо того чтобы любить…

Фраза осталась недосказанной, однако она продолжила ее мысленно.

Эльфрида вернулась обратно к крыльцу.

– Неужели человек, за которым ты посылал, лентяй, лежебока, типичный пример бездельника? – накинулась она на отца.

– Вовсе нет, – ответил он с удивлением, – как раз наоборот. Это главный каменщик лорда Люкселлиана, Джон Смит.

– О, – молвила Эльфрида равнодушно и вернулась к своему наблюдательному посту, и снова стала ждать и дрожать от холода. В конце-то концов, это же был пустяк – детская забава! – высунуться из окна башни и махать платком. Но ведь ее новый знакомец сам это пообещал, почему же он тогда ее дразнит? Сила удара в своем импульсе всегда соответствует душевному складу той особы, на которую он обрушивается; а ее способность обижаться была столь велика, что булавочный укол и тот наносил ей тяжелую рану.

Прошло не меньше получаса, прежде чем две маленькие фигуры появились над парапетом печальной громады старинного здания, словно две выпи, взлетевшие на верхушку разрушенной мечети. И даже тогда Стефан не сдержал своего слова, не подал условного знака, который столь галантно пообещал, и исчез с верхушки башни, так и не помахав платком.

Он вернулся в полдень. Эльфрида, казалось, была сильно раздражена и не замечала, что он всюду следовал за ней взглядом; когда же заметила это, то сделалась суровой. В любом случае, холодность в ее обращении с ним намного пережила саму эту холодность, и она не могла больше ни произносить слова с равнодушием, ни прикидываться безразличной.