Место действия переместилось в съемные комнаты Найта в гостинице Бедэ. Это был поздний вечер на следующий день после его отъезда из Энделстоу. Моросящий дождь висел над Лондоном, образуя сырой и мрачный ореол над каждой хорошо освещенной улицей. Дождь пока еще шел не настолько долго, чтобы придать быстрым экипажам тот чистый и звонкий стук колес, что возникает после основательного промывания брусчатки мостовой проливным дождем, но этой мороси было достаточно, чтобы сделать тротуары и мостовые скользкими, липкими и вязкими и для ног, и для колес.
Найт стоял у камина, глядя на умирающий огонь на тлеющих углях, с тем, чтоб после выйти вон для мрачного путешествия домой, в Ричмонд. Он надел шляпу и потушил газ. Жалюзи на окне, позволяющие наблюдать сверху за аллеей, не были опущены; и вместе со светом снизу, который бросал отблески на потолок его комнаты, из того места аллеи, где обычно останавливаются и болтают, доносились только приглушенная трескотня и быстрая речь – скорее всего, плоды необходимости, а не выбора.
В то время, пока он вот так стоял, ожидая, пока истекут те несколько минут, после которых можно было выходить и садиться в поезд, легкий стук в дверь, смешанный с другими звуками, достиг его ушей. Стук был сперва таким тихим, что вполне достаточно было внешних звуков, чтобы заглушить его. Обнаружив, что стук повторяется, Найт пересек свою прихожую, загроможденную книгами и мусором, и открыл дверь.
Женщина, сильно закутанная, но явно хрупкого телосложения, стояла на его пороге в свете газового рожка. Она прыгнула вперед, обвила руками шею Найта и стала тихо плакать:
– О Генри, Генри, ты меня убиваешь! Я не могла не приехать. Не отсылай меня назад, не отсылай! Прости свою Эльфриду за то, что она к тебе пришла, – я так люблю тебя!
Волнение и изумление Найта победили его на несколько мгновений.
– Эльфрида! – вскричал он. – Что это значит? Что ты наделала?
– Не причиняй мне боль и не наказывай меня, ох, прошу тебя! Я не могла не приехать; это меня убивает. Прошлой ночью, когда ты не вернулся назад, я не смогла это вынести, не смогла! Только позволь мне быть с тобою и видеть твое лицо, Генри; я не прошу у тебя больше ничего.
Ее веки были горячими, отяжелевшими и отекшими от бесконечных слез, и нежный розовый румянец ее щек был истерзанным и воспаленным, поскольку она постоянно терла их носовым платком, вытирая слезы.
– Кто еще с тобой? Ты что, приехала одна? – торопливо спрашивал он.
– Да. Когда ты не вернулся прошлой ночью, я бодрствовала всю ночь в надежде, что ты придешь, и ночь была сплошной агонией, и я все ждала и ждала, а ты не приходил! Затем наступило утро, и пришло твое письмо, в котором говорилось, что ты уехал, и я не могла вынести этого; и я сбежала от них в Сент-Лансес и приехала поездом. И я весь день ехала к тебе, Генри, и ты ведь не заставишь меня вернуться назад, правда, поскольку я же буду любить тебя, пока не умру…
– И все-таки это неправильно, чтобы ты тут оставалась. О Эльфрида! Как ты могла так себя скомпрометировать? Это гибель для твоего доброго имени, что ты сбежала ко мне таким образом! Неужели твоего первого опыта было недостаточно, чтобы ты стала избегать такого рода вещей?
– Мое доброе имя! Генри, я скоро умру, и какой прок тогда будет от моего доброго имени? Ох, будь я мужчиной, а ты – женщиной, я никогда не покинула бы тебя из-за такого маленького проступка, как мой! Не думай, что это был с моей стороны проступок настолько гнусный – тайком убежать с ним из дому. Ах, как сильно я желаю, чтобы ты мог тайком убежать раз двадцать с разными женщинами, до того как познакомился со мною, чтобы я могла на деле доказать тебе, что я не считаю это проступком, но только рада назвать тебя своим после них всех, рада, что ты стал моим! Если бы ты только мог легко читать в моем сердце, ты бы понял, как я правдива, Генри. Разве я не могу быть твоей? Скажи, что ты любишь меня по-прежнему, и давай не будем разлучаться с тобой снова, давай? Я не могу вынести это – все эти нескончаемые часы, и дни, и ночи, что идут своим чередом, а тебя нет со мною рядом, и ты далеко потому, что ты ненавидишь меня!
– Я не ненавижу тебя, Эльфрида, – сказал он мягко и поддержал ее под руку. – Но ты не можешь здесь оставаться – на данный момент, я имею в виду.
– Думаю, что не могу… я хотела бы, чтобы можно было. Я боюсь, что, если… если ты перестанешь видеться со мною… что-то ужасное может случиться и мы больше никогда не увидимся. Генри, если я недостойна быть твоей женой, я хочу быть твоей служанкой и жить с тобой, и чтобы меня никто не разлучал с тобою, чтобы я могла всегда быть подле тебя. Меня не заботит ничего, кроме этого!
– Да, я не могу отослать тебя прочь, я не могу. Одному Богу известно, какое темное будущее может вырасти из деяния этого вечера, но отослать тебя прочь я не могу! Тебе необходимо присесть, а я попытаюсь собраться с мыслями, чтобы понять, как лучше поступить.