Взорванная тишина. Иду наперехват. Трое суток норд-оста. И сегодня стреляют.

Сейчас был март, солнечный, но холодный месяц, когда все уже устали от монотонности «эпидемии», а летние «перелеты» туристок еще не начались. Недели две до этого я не видел Таню и вроде бы стал забывать о ней, но неожиданный восторг Игоря Курылева разбудил во мне «зимнюю печаль», которой еще недавно так томился.

— Какая девушка! — восхищенно сказал Курылев, прервав затянувшееся молчание.

— Девушка как девушка!

— Нет у тебя чувства красоты.

Это было довольно обидно слушать.

— Что я, девчонок не видал?!

— Как бы с нею познакомиться? — напрямую спросил Курылев.

— Конечно! — взвился я. — Спешите, мадам, уже падают листья, и молодость так быстро проходит…

Еще мне хотелось сказать, что больно прытки некоторые новобранцы, что тут старослужащие из-за Тани пуговицы до дыр продраивают. Но он глядел так по-детски восторженно, что я пожалел его: что возьмешь с несмышленыша? Вот лето придет — наглядится на пляжных красавиц, забудет о своих теперешних восторгах.

— А ведь ты хороший человек, — вдруг сказал Курылев.

Я удивленно посмотрел на него: что бы это могло значить? Ответил насмешливо:

— Бабка дома говорила: «Хороший, пока спит».

— Да нет, я же вижу. Все посмеиваешься, а ведь добрый, жалостливый.

Вот те на, с каких это пор жалостливость стала достоинством?! Я, например, всегда считал наоборот и, даже когда в самом деле было кого-то жалко, старался помалкивать, чтоб не заметили этого «бабьего чувства». Помню, еще в третьем классе завидовал соседу Тольке, который мог, не моргнув глазом, шмякнуть лягушку о стенку.

— Жалел волк кобылу… — сказал я миролюбиво.

— Да нет…

— А с чего ты-то расчувствовался?

И тут до меня как следует дошло: все из-за учительницы. Я вдруг вспомнил, что побыть рядом с Таней, поболтать — и то удовольствие. Все-то она знала, а когда смеялась, так щурила глаза, что у меня язык отнимался.

— Гляди, Курылев, — сказал я со значением, — не больно активничай, это тебе не на политзанятиях.

Он как-то странно посмотрел на меня, будто я ему бог знает какой красивый комплимент выразил. И сказал непонятное:

— Я все-таки думаю: тебе можно доверять.

— Давай, давай.

— На, — сказал он и вынул из кармана сложенную старую газетную вырезку.

— Что это?

— Прочитай.

Я развернул газету и начал читать:

«Как спасли корабль. Быль.

…Северный ветер гнал навстречу тысячи белопенных, невидимых в темноте волн…»

Я сразу подумал, как это автору удалось разглядеть в темноте белопенные волны, раз, по утверждению, они были невидимы, но решил пока отложить критический разбор.