Взорванная тишина

И начались дни подготовки, такие «закрученные», что Гаичка временами забывал даже о стадионе. Сколько сдавал экзаменов, а так еще никогда не готовился. С утра и до самого позднего вечера — занятия и занятия: по уставам, по инструкциям, по строевой. Тренировки коллективные и индивидуальные. Боцман прямо изводил на плацу: «Смирно!» — «Отставить!», «Смирно!» — «Отставить!», «Смирно!» — «Отставить!». Даже в морской школе такого не было. А то придет в кубрик, сунет палец в какую-нибудь щель, о существовании которой даже старослужащие не подозревали, поднимет руку, чтоб все видели, и уйдет молча. А это значило — снова начинай драить весь кубрик. И командир занятия проводил каждый день, и все офицеры, и мичмана тоже. А то на комсомольском собрании приняли решение провести взаимную проверку знаний. И началось совсем несусветное: то старший матрос Полонский экзаменовал матроса Гаичку, то Гаичка — Полонского. И все это в те немногие остававшиеся от других занятий минуты, когда, казалось бы, только и покурить спокойно.

Где уж тут было субботники устраивать! В мозгу тугим узлом скрутились обязанности по заведованию и по приборкам, по буксировке, по постановке на якорь, по приготовлению корабля к бою и походу…

— Свои обязанности надо не просто помнить, их следует знать лучше, чем день своего рождения. Чтобы руки-ноги сами помнили, что им полагается делать, — в десятый раз повторял боцман.

Однажды Гаичку словно прорвало. Где-то между пунктами «ж» и «з» статьи 239-й Корабельного устава после слов «точно выполнять корабельные правила», которые наизусть резал Полонский во время очередной взаимопроверки, сознание Гаички словно бы провалилось куда-то, и в образовавшуюся пустоту вдруг полезли стихи:

Отлюбили, отстрадали,
Отболели,
             и тогда
В неизведанные дали
Загудели поезда…

Гаичка тут же попытался переделать «поезда» на «корабли», но из этого ничего не вышло: слова сидели как гвозди и выдернуть их не было никакой возможности.

Откуда они взялись, эти «паровозные страдания», Гаичка не мог себе объяснить. Но стихи обрадовали: значит, есть в нем что-то от настоящего поэта. Сначала обрадовали, а потом испугали: с такой круговертью в мозгу недолго и до этого самого, что называется «с приветом»…

И вдруг наступила передышка. Боцман построил на палубе, думали — на строевую, а оказалось — на лекцию. И уж совсем неожиданным было то, что лектор свой брат минер Володька Евсеев.

— С чего началась история русского флота? — спросил Евсеев, оглядев кубрик.

— Известно с чего, с «дедушки русского флота» — ботика Петра Первого, — охотно отозвались матросы.

— С плавания киевских дружин по Днепру и Черному морю. Тогда оно называлось Русским морем. Это едва ли не на тысячу лет раньше Петра. Английский историк Джен утверждал, что еще за сто лет до основания знаменитого британского флота — а это середина девятого века — русские участвовали в ожесточенных морских сражениях и были лучшими моряками своего времени. Византийские и арабские хроники не раз упоминали о высоких мореходных и боевых качествах русских судов. В старину эскадры из тысяч кораблей спускались вниз по Днепру и пересекали Русское море. Иногда с товарами, а то и с многочисленными дружинами. Движение по Днепру было настолько интенсивным, что пришлось строить город-порт. Ему дали имя — Воин. Это была первая русская укрепленная гавань, или, говоря по-теперешнему, первая военно-морская база.

— Тоже мне корабли! — сказал кто-то.

— У каждого времени свои корабли. Самый большой корабль Магеллана «Святой Антоний» имел водоизмещение сто двадцать тонн. Колумб открывал Америку на стотонных каравеллах. А русские поморы почти в то же самое время уходили в дальние плавания на морских ладьях, бравших по двести тонн груза.

Русские строили корабли во все времена. Дружины киевского князя Изяслава совершали походы на палубных судах, что было тогда новым словом в кораблестроении. Летописи упоминают много типов русских судов — ладьи, струги, челны, дощаники, насады. Да и само слово «корабль» славянского происхождения. Испанская «корабелла», португальская «каравелла», арабский «хораб» и «гураб», греческий «карабуз» — все от «кор», «коры», которой древние славяне обивали свои суда.

Русские во многом были первыми. Первое разборное судно для транспортировки артиллерии — прототип современных десантных барж — создал еще в восемнадцатом веке архангельский судостроитель Портнов. Крупнейший в мире стотридцатипушечный линейный корабль «Благодать» был построен тогда же другим кораблестроителем — Катасановым. Знаменитый архангельский корабел Курочкин разработал совершенно новую систему набора корпуса, что сделало русские корабли самыми прочными в мире. Подводная лодка, морской пароход, электроход, ледокол, минный заградитель, торпедный катер, газовая турбина, миномет, зенитная пушка, наконец, само учение о живучести корабля — все это впервые появилось в России.