Читаем Взорвать Манхэттен полностью

Странно, но еврей Марк, безусловно, был русским по своему характеру, и мало чем отличался по абсолютной величине от своего туповатого беспринципного сотоварища. Еврей, в какой бы он ни родился стране, всегда сохраняет черты своей расы разума, и отделен от менталитета окружающей его среды, как масло от воды. Каким же образом впитал он в себя мышление азиата, проникнутое благоговением перед тираном и вертикалью его сановников? Ответ - в бездне российской истории, кровавой и изуверской. Она дремлет в потомках нынешнего населения этой далекой земли, готовая восстать в новой жуткой ипостаси. И может, только сейчас я начал постигать всю опасность, таящуюся для нас - изнеженных, лицемерных индивидуалистов, в той бездне, что зовется Россией; бездне, задрапированной ненадежной порослью наших мыльных, призрачных идеалов и фальшивых удобств.

Алиса вышла из ванной. Долго смотрела в окно, о чем-то раздумывая. Затем произнесла беспечным голосом:

- Я смотрю на Манхэттен, и мне так не хватает наших незабвенных «Близнецов». Какие все-таки были красавцы… Без них наш Нью-Йорк определенно не тот…

- Их не заменишь, - сочувственно откликнулся я, невольно представив себе нежно-голубые столпы, парящие над стеклянной стеной небоскребов делового центра.

- Ответь мне, Генри, - доверительно продолжила она. - А стоило ли устраивать это страшное шоу во имя ваших политических игр? Неужели нельзя было придумать более скромный сценарий? Или ваши стратеги до последней клетки своих мозгов отравлены кухней Голливуда?

- Я не понимаю тебя…

- Да ладно, я же умная девочка. И слышала кое-какие обрывки бесед ваших с Праттом дружков…

- Что ты мелешь! - Я невольно привстал с кровати.

Она печально усмехнулась и, будто опережая мои мысли, произнесла:

- Я не собираюсь провоцировать тебя на откровения, не сомневайся. Или промолчи, или скажи «нет». А я пойму, что к чему.

- Честно? - с горечью спросил я.

- Повторяю: мне достаточно любого ответа.

Это напоминало мне продуманный разговор под запись. Возможно, спровоцированный ей с неведомыми пока целями. Хотя и я записывал разглагольствования Совета, чего уж там…

- Мы просто использовали ситуацию, - сказал я убежденно и печально. - В этом весь наш цинизм… Но обвинять Америку в подобном кощунстве… - Я поймал себя на мысли, что свято верю в произнесенное.

- О! - сказала она потолку. - Какой слог! Прекрати, далее я могу продолжить сама как по писанному. А могу поделиться и собственными соображениями.

- Любопытно послушать.

- Пожалуйста. Никаких существенных мотивов для устройства сентябрьских событий у мусульман не существовало. Здесь налицо наш продуманный ответ на геополитические и экономические вызовы. Время акции, ее стиль, наконец, организация ее трансляции, выбор целей и исполнителей - все это идеально соотносится с глобальной задачей.

- С какой же?

- Отступить от порога гигантского кризиса, на краешке которого мы в тот момент стояли. И мы не только отступили от него, но и блистательно решили свои проблемы в отношении собственного экономического коллапса и положения всех мировых игроков. Мы спутали им карты. Причем в нужный момент, когда они только начинали консолидироваться в своих интересах, и ничего не могли нам противопоставить. Мы разрушили всякого рода коалиции и на Западе, и на Востоке. Мы переломили ситуацию, выдвинув четкое требование: кто не с нами, тот против всего мира. Причем выдвинули его молниеносно, а такая находчивость и выверенная геополитическая реакция абсолютно не в духе и стиле нашего президента. Схема слишком идеальна, чтобы строиться на случайностях. Теперь же, когда на всех углах пророчат разгул терроризма, я твердо уверена, что масштабного теракта уже не будет. По крайней мере, у нас. А вот у наших союзников по общей борьбе, встань кто-нибудь из них в позу, подобное способно случиться в любой момент. Сценарии уже написаны, специалисты подобраны и пока пребывают в действующем резерве.

- Ты… заблуждаешься.

- По-моему, мы все заблуждаемся. - Она принялась неторопливо одеваться. - Но, увы, только сбившись с дороги, понимаешь, что был на верном пути… Вы ведете нас не туда, Генри, а я поневоле тащусь вслед, вот в чем дело. Вы строите из страны чудовище. С вашей электронной слежкой, тотальной дактилоскопией, министерством внутренней безопасности…

- Ты хочешь, чтобы бандиты и террористы спокойно гуляли по нашим улицам? Ты вообще представляешь, какой разгул приобрела нелегальная иммиграция? И как ее остановить?

- Вот вы и строите четвертый рейх, - спокойно сказала она. - И я вместе с вами. Все потому, что у нас не осталось общих целей, надежд и ценностей. А на что-то ведь надо опираться. Почему бы не опереться на кардинальные меры? Не удивлюсь, если скоро нам покажется привлекательной идея создания концлагерей. Мы перекачиваем ресурсы с оккупированных территорий, а граждан стремимся с детства превращать в одномерные существа с вбитыми в голову стереотипами. Дабы они механически находили свое место в общем строю.

- Ты сравниваешь нас с нацистами?

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее