Читаем Взорвать Манхэттен полностью

- Да, зеркало с утра опять с похмелья, - уныло согласился тот.

Они сидели на кухне среди собранных сумок и порожних бутылок, ожидая, пока освободится ванная, где Слабодрищенко, под обильную россыпь душевых струй, напевал ласковым баском нечто жизнеутверждающее. Казалось, события прошедшей ночи прошли мимо его рассудка. Психика у этого человека была создана из прочнейшего материала.

Похмелье было тяжелым, но его пересиливал заполошный страх перед местью бандитов и бестолково упущенным временем.

Наспех позавтракав, подхватили баулы, принявшись грузить их в «Ниву». Во дворике было тихо, на сквере, под присмотром мамаш, играли детишки, опасности не сулило ничто. Мимо проехал смердящий зловонием грузовик с облезлым контейнером, набитым мусором. Нос к носу уперся в микроавтобус, стоящий в тупике и закрывающий ему подъезд к помойке. В автобусе никого не было. Чумазый водитель грузовика заглушил двигатель, высунувшись из окна, крикнул Жукову:

- Чья тачка, не знаешь? - И, получив отрицательный ответ, нехорошо выругался.

В ржавом проеме мусоросборника, над кривой задымленной балкой и прочим нагромождением грубого железа, Жуков приметил выведенную мелом надпись: «Здесь ваш последний причал, чайники…»

Слабодрищенко, усевшийся за руль, осторожно подгазовывал, разогревая движок.

В этот момент возле грузовика, словно материализовавшийся из пространства, возник верткий, как крыса, тип, чеканно обратившись к водителю:

- Немедленно убрать машину!

- Да куда ж я…

- Подать назад!

- Трогай быстрее, - обратился Квасов к Слабодрищенко. - Иначе этот чертила нам все перекроет!

Стартер мусоровоза между тем вяло всхлипнул, а дальше последовал беспомощный щелчок реле.

- Аккумулятор, сука! - сокрушенно проговорил водитель, возмущенно скосив мутные рачьи глаза к кончику длинного, хрящеватого носа.

Взгляд неизвестного гражданина, метнувшись потерянно, в следующий момент внезапно и сверляще уставился на Жукова, захлопывающего багажник. После незнакомец повел себя странно. Полез за пазуху, доставая оттуда явно милицейского свойства документ, в два шага пересек разделяющее его и Юру пространство, раскрыл документик и произнес:

- Господа, вам придется…

Договорить, впрочем, он не сумел: Жуков, не раздумывая ни мгновения, нанес ему сокрушительный удар в гладкую, волевую скулу. Огромный вес бывшего десантника и отлично усвоенные им навыки, вкупе с нерастраченной злостью от вчерашней беспомощности перед бандитами, сделали свое дело: словно втянутый пылесосом фантик, человек с удостоверением канул в зев мусоросборника, прямо под пророческую надпись.

Жуков запрыгнул в «Ниву», живо сорвавшуюся с места. Оглянувшись назад, увидел понурую фигуру водителя мусоровоза, торчащие из ниши ноги с заголенными икрами и в щегольских штиблетах, и - двух мужчин, сгорбленно, как солдаты в атаке, выбегающих из-за тыла микроавтобуса.

- Нас пасли, - мерно проронил Слабодрищенко, твердой рукой поправляя зеркало заднего вида. - Но фокус у врагов не удался.

- Что же будет-то, что же будет?!.. - причитал, словно в беспамятстве, Квасов, лихорадочно открывая жестянку с пивом.

- Сначала похороны, потом отдохнем на природе, - невозмутимо молвил Слабодрищенко. – Ты пей себе… Холодное пиво согревает душу. А утром оно не только вредно, но и полезно.

- Главное – проскочить пост на кольце, а я знаю один хитрый выезд, - нашелся бывший таксист Жуков. - Давай-ка сейчас налево… - Он затравленно озирался в опаске возможной погони.

И его худшие подозрения подтвердились: уже в самом начале загородного шоссе он приметил черный «Лексус», неотступно вихляющий за ними. Мощный автомобиль давно бы мог обогнать слабосильную «Ниву», ехавшую со своим криминальным грузом строго по правилам, дабы не привлекать внимания постовых, однако ее законопослушному примеру следовала и быстроходная машина, явно таясь в глубине общего потока.

Жуков поделился своими сомнениями с товарищами. Неотрывно хлебавший пиво Геннадий, услышав такую новость, начал седеть на глазах. Слабодрищенко, напротив, воспринял версию Жукова без малейшего замешательства.

- Значит, это не милиция, - сказал он. - И хорошо. Пусть едут себе… В нужный момент мы дадим им решительный бой.

- Это еще какой бой?!.. - заклекотал Геннадий.

- Я, кстати, герой афганской войны, - поделился Слабодрищенко значительным голосом. - И многому научился в этой связи. Мы будем пересекать удобную местность, и там получат свое развитие необходимые события.

- Мне надо выйти, пузырь уже не выдерживает, - слабым голосом произнес Геннадий. – Пиво подошло к концу.

- Это будет тактическая ошибка, - сказал Слабодрищенко. – Мочевой пузырь, как сердце, ему не прикажешь, но сейчас такая роскошь недопустима. Юра, поищи в отсеке канистру из-под масла, она там была.

- Она под трупом…

- Значит, придется терпеть.

- Тут есть большой шланг. Кстати, диаметр вполне…

- Прекрасное решение.

«Нива» ехала, оставляя за собой следы переработанного организмом Квасовым пива. Участливо и предупреждающе гудела двигавшаяся сзади машина, намекая, видимо, на неисправность в радиаторе партнера по движению.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее