Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Согласно этой системе ценностей, наиболее полно воплотившейся в авторитарных режимах, государства должны были заботиться о благополучии своих граждан, а те обязаны были приносить пользу обществу и государству. Расширение государственных программ социального обеспечения являлось частью этого набора взаимных обязательств граждан и государства и основывалось на идее, что благополучие одного зависит от благополучия всех и, быть может, даже выживание одного зависит от выживания всех[227]. Итак, в основу социальной политики в межвоенный период легли тенденции, которые мы обсудили в начале этой главы, — идея общественного блага, народный суверенитет, социальное знание и понятие социальной сферы. Но программы социальной помощи, созданные в разных странах, формировались не только под воздействием прежних тенденций. Важную роль играли сложившаяся в период между мировыми войнами ситуация и те политические, экономические и военные требования, которые она ставила перед государствами.

Итак, тенденция была общей — государственное вмешательство в целях сохранения общества и военной мобилизации. Но разные страны по-разному трактовали наследие социальной мысли XIX века: некоторые течения принимались в одних странах и отвергались в других. Либерально-демократические правительства, сосредоточившиеся на поддержании общей силы народа, учреждали программы социального обеспечения, доступные всем гражданам. Фашистские правительства делали упор на защиту нации и расы, приберегая социальные программы для национального большинства и притесняя этнические и расовые меньшинства. Советские лидеры отвергали биологические и расовые критерии как основу для программ социальной помощи, но внедряли классовую систему, предоставлявшую привилегии рабочим и исключавшую «буржуазный элемент», вплоть до того момента, когда, согласно официальной идеологии, буржуазия перестала существовать и появилась возможность сделать социальные программы всеобщими.

Таким образом, советская социальная система не была логической крайностью европейского социального государства. Это была лишь одна из его версий, следовавшая общим принципам рационального устройства общества и государственной ответственности за благополучие населения, но исходившая вместе с тем из классовой парадигмы. Кроме того, свою роль сыграл отказ партийных лидеров от частной собственности и рыночного капитализма. В ситуации полного государственного контроля над хозяйственной жизнью и стремительной индустриализации СССР создал аналог экономики военного времени, при которой государство располагало всеми ресурсами, а также, при посредстве государственных предприятий, взяло на себя полную ответственность за снабжение и социальное обеспечение рабочих.

Советская система дала свой ответ на «социальный вопрос», вставший перед Европой в XIX веке: уничтожила безработицу, принудила всех граждан выполнять общественно полезную работу, гарантировала рабочим доступное продовольствие и жилье и покончила с классовой борьбой, насильственно экспроприировав буржуазию. Кроме того, эта система создала плановую экономику, мобилизовав природные и людские ресурсы страны ради ускорения промышленного развития и укрепления военной мощи. СССР осуществил то, что советские лидеры считали рациональной реорганизацией общества, гарантирующей его производительность и внутреннюю гармонию. Вместе с тем это не был технократический режим, который ставил бы научную организацию выше идеологических целей. В то время как технократы в других странах выступали с аполитических позиций, подчеркивая исключительно технические свои знания, в Советском Союзе вмешательство ученых являлось однозначно политическим действием — с целью ускорить движение страны на пути к социализму и коммунизму.

Глава 2. Здравоохранение

Война ставит суровые задачи… По ее милости мы лицом к лицу столкнулись с проблемой наших людских ресурсов — и настолько интенсивно, как это бывает только при борьбе за национальное существование. Война вынудила нас провести инвентаризацию нашего мужского населения, проверить его здоровье и физическое состояние; мы познакомились с уродливыми фактами и, будем надеяться, очнулись от равнодушного самодовольства, с которым мы долго пренебрегали самым ценным национальным активом — здоровьем нации.

Доклад британского Министерства воинской повинности. 1919 год
Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги