Взрослая колыбельная

— Госпожа, вы какая-то странная в последнее время, — заявил Юлик.

— Чего это?

— Как будто… Как будто возненавидели этого лесника. Наверное, есть за что. Я тоже как увидел его, сразу подумал — дело нечисто. Здоровый больно, и морда как камень, да взгляд как у дикого волка.

— Да ты где волка-то дикого видал? — усмехнулась я. Тоже мне, увидал он!

— В детстве. Меня волк чуть в лес не утащил однажды, было мне года три, а помню как сейчас.

Ну вот.

— Извини, Юлик, не хотела напоминать. И грубить.

— Так вы всегда это делаете, — он пьяно улыбнулся, но глаза отвел. Разве он пил, вроде вина детям не наливали?

— Ну все, все. Спать.

Не хватало мне еще задушевных разговоров с юнцами. Вот заведет себе подругу сердечную, пусть ей и сказывает горести свои да радости.

Перед сном я по привычке умылась — люблю, чтобы на лице было ощущение свежести, — и легла спать. Одежду решила надеть ту же самую, хотя было у меня и на праздничный случай платье, но нет, пусть лежит. Конечно, порывы выпендриться были, но к чему? Перед кем? Доказывать леснику, что он самый большой глупец из живущих на белом свете? Зачем мне это?

А так для деревень с окраины Великих Северных лесов наряд очень даже ничего, приисковому люду сойдет.

День прошел не то чтобы сложный, просто из числа выматывающих, однако уснуть мне не удалось. Было то мягко, то твердо, то холодно, то жарко. Я ворочалась туда-сюда, вроде пару раз почти заснула — но нет, никак. И чем больше старалась, тем хуже выходило. В ушах звучали голоса, которые я слышала сегодня, — так бывает, когда ведешь дело и много раз прокручиваешь в памяти то, что услышал, просеивая и выбирая главное.

Сейчас громче всех звучал ЕГО голос. Он тревожил, как жужжание осы, которая может укусить, кружится над тобой и постоянно о себе напоминает. Я сунула голову под подушку, но, конечно же, не помогло. Потом на улице выла собака. Я даже встала посмотреть в окно. Правда, ничего не увидела, кроме пустого двора.

Думаю, это его собака, других во дворе не было. Сидит одна в сарае и воет от тоски, а ее хозяин где-то тут, до него всего ничего — несколько комнат.

Потом, через время, вой прекратился, и я думала — не оттого ли, что лесник пошел к своей собаке и успокоил ее? Погладил, почесал за ушами огромными ручищами и прогнал печаль-тоску прочь? Тогда, наверное, он был в своем номере, а не в комнате хозяйки трактира, чей муж должен вернуться только через неделю.

Но какая мне разница?

И снова голоса наплывали, наслаивались друг на друга, и даже Юлик то и дело влезал в их шепотки и кричал: «Меня утащил волк! Мне три года!», что, конечно, не соответствовало действительности.

Кошмарами я это бы не назвала, но и сном тоже. Промаялась всю ночь, толком не отдохнула. Когда загорелся рассвет, встала разбитой, а еще ехать далеко, а потом еще и шантажиста искать.

Ладно, делать нечего. Если похлопать себя по щекам да ледяной водой умыться, довольно легко сделать вид, будто все в порядке.

Я оделась, расчесала волосы, закрыла их косынкой и вышла на улицу. Лесник уже был собран, стоял возле телеги, вороша сено, которым та была наполнена.

— Разве мы не на двуколке поедем?

— Доброе утро… колдунья.

И снова заминка, будто он как-то иначе хотел меня назвать, да опомнился.

— Ага. Так что?

— Нет, телегу возьмем. Приисковый люд углем торгует, я не только по делу к Лапотнику, а еще и уголь загружу. Глупо впустую такой путь проделывать, если можно сразу два дела объединить.

— Ладно. Время на завтрак есть?

— Я уже позавтракал. А тебе на кухне приготовили, только поспеши.

Булку я доедала уже по дороге. Раньше начал — раньше кончил, как говорят. Чего время терять?

За Хвощами почти сразу же мы попали в лес. Очень красивый. Большие деревья, правда, еще светлые, молодые, вальяжно развалившиеся вокруг холмы, обочины, покрытые густой травой, и множество пестрых цветов. Весна.

Дорога была заброшенной, но все еще очень крепкой и ровной — колдуны строят на совесть. Мы ехали как по тоннелю. Над головой смыкались ветки деревьев, и оглушительно чирикали птицы. Одна — длинно и забористо, вторая — легко, быстро-быстро, а третья — лениво и редко, как большие капли падали. Пойки поют, голову дам на отсечение! Такая роскошь — и в такой глуши.

Как же спать хочется! Глаза слипаются. Но я сижу возле Волина, ближе к краю, и в случае чего свалюсь на землю, а мне неохота. Стук копыт, скрип дерева… лучше всякого снотворного.

— Колдунья, хочешь, в телегу перебирайся. Ехать далеко, несколько часов, а там можно лечь на сено и отдохнуть.

— Да?..

Даже сама слышу, какой у меня сонный голос.

— Давай. — Повозка остановилась, обе лошади тут же стали щипать траву на обочине. — Иди назад.

А меня и не нужно уговаривать. Если бы не кисель в голове, я сама бы додумалась.

— Давай одеяло постелю, чтобы мягче было. Оно чистое, не думай, я с собой ношу на случай ночевки в лесу.

Лесник достал из своей сумки свернутое шерстяное одеяло и расстелил на сене.

— Второе дать накрыться?

— Давай.

Я об одеялах не подумала, а учитывая мою мерзлявость, ехать непокрытой будет не очень приятно.