Взрослая колыбельная

– Ты справлялась. Но работа сыскаря тяжких преступлений очень… опасна, Катя.

– Со мной никогда…

– Я не о тех опасностях! – он отмахнулся. – Не о телесных. Я о духовных. Когда ты видишь то, что делают люди с себе подобными, как они поступают… жизнь меняет тебя. А молодой женщине не пристало рыться в этом дерьме всю жизнь. Несколько лет ты отдала сыску, хватит.

– Но я хочу!

– Хватит, Катя!

Ну вот, опять голос, которым дают понять, что спор бесполезен. Можно разворачиваться и идти отсюда дорогой длинной. И чего они все как один решили, что мне нужен отдых и другая, морально менее тяжелая работа?! Меня все устраивало! Убийцы и насильники, извращенцы и маньяки… Только в народных сказаниях их тьма-тьмущая, на деле это пьяные драки да денежные махинации. Короче, все не так интересно. Глупо все. Когда видишь, как по-глупому народ гибнет да других за собой тащит, просто диву даешься! А насчет тяжести груза, который ложится, когда ты понимаешь, ЧТО люди делают с себе подобными… Этот груз на мне уже много лет. Вряд ли меня им удивишь.

– Положа руку на сердце, Катя, не хочешь ли ты сказать, что работа ничуть на тебя не влияет? – поинтересовался Макарский. – Что временами тебе не дышится так, будто воздуха мало?

Врать ему не станешь, не выйдет. Тогда, в лесу, он привел сыскарей и спас меня из жертвенного колпака. И на работу взял после АТМа, и обращался как со старой знакомой. Макарский много для меня сделал, пусть даже теперь ему вожжа под хвост попала и он не дает мне работать по-прежнему!

Пришлось вынужденно кивнуть. Конечно, сказывается. Душит, он прав, иногда просто до одури душит. Я давно уже смотрю на людей оценивающе: сразу прикидываю, на что этот человек способен. Что за секреты у него за душой? Какие тайны он может хранить и каких неприятностей от него ждать? И еще я уверена, что у каждого, просто у каждого встречного есть скелеты в шкафу, разве что разной величины. А целиком и полностью добропорядочных людей попросту не бывает. Банально? Да, банально, но что вся наша жизнь, как не череда бессмысленных банальностей?

– Ладно, поймали. Но профессиональная деформация есть у всех. И почему вы считаете, что она как-то по-особому на меня влияет и портит жизнь?

– Потому что и сам всю жизнь тут работаю. Женщине место у очага, а не среди преступников.

– Да, но…

– Екатерина Ивановна! Отправляйтесь в свою комнату и пишите отчет по водоплясу. Когда поступит подходящее вам дело, я сообщу. И просьба больше не беспокоить меня по данному вопросу. Если вдруг решение изменится, вы узнаете об этом первой.

Все. Плечи поникли. А я так надеялась!

– Ладно, раз так.

– Именно так. И мальчонку не обижай там.

– А он что, жаловался?

Я почти отвернулась к двери, но изумление заставило снова взглянуть на Макарского. Юлик, конечно, тот еще папенькин сынок, но жалобы с ним как-то не вяжутся.

– Нет. Жаловались другие сотрудники, которые видели твою манеру с ним обращаться.

– Ну, раз он не жаловался, не вижу нужным что-то менять. Я кого должна из него сделать? Домашнего кастрированного кота или дикого тигра?

Макарский улыбнулся.

– Иди, Катя. И направь свою энергию в другое русло. Я не изменю своего решения. А то вижу, ты задумала снова меня просить, как только минутка свободная выдастся. Так вот, не нужно.

Щелкает нас, как орешки. Каждое мое слово заранее знает, вот что делают немалый опыт и недюжинный ум. Если я навскидку вижу, на что человек способен, то главный сыскарь отдела, вероятно, напоминает рентген, который сканирует и вовсе насквозь.

Гулко шагая по коридору, я судорожно вспоминала, что нужно сделать дальше, чем себя занять.

Написать отчет. И все. И придумать работу для Юлика, пусть даже копать от забора до обеда. Тогда он будет занят и не увидит… лишнего.

В своей комнате я уселась за стол, пока Юлик, примостившись на углу, сердито поглядывал на меня и изо всех сил молчал. Видимо, безмолвно вызывал во мне муки совести.

Наивнее только младенцы, ей-богу!

– Чего расселся? Бери бумагу и пиши отчет по поводу происшествия – водопляса. Проверю.

– Но я же не участвовал!

– Пиши, как будто ты участвовал. Прибежал на место и нашел человека в обмороке. Пиши, что нужно делать дальше. Проверю.

Он молча засопел, доставая из ящика бумагу и карандаш. Ничего, пусть привыкает. Когда Юлик пришел к нам на службу, он был уверен, что в сыске только и делают с утра до вечера, что в засаде сидят да за преступниками бегают. А по факту бо`льшую часть времени убиваешь на заполнение разнообразных бумаг.

И мне писать нужно.

Спешить было некуда: за последний случай кражи, которые мне в последнее время выдавали для расследования, я отчиталась еще утром. Так что теперь только по водоплясу остался.

Отчет получился длинный и детальный. Даже не знала, что столько подробностей запомнила, вплоть до цвета одежды пострадавшего и количества окон у ближайшего здания. Обычно такую мелочовку не пишут, но иначе дела закончатся и придется куда-нибудь идти, а кроме работы идти мне некуда.

Дело шло к концу, когда в дверь постучали.

– Катя, ты здесь?