Взрослая колыбельная

Ладно, нечего себе настроение портить из-за вредных старикашек.

А пока иду, можно и подумать, ведь Макарский уже наверняка ждет. Не успею войти в отдел, как он выскочит и потребует ответа.

– Ну что ты решила? Какое дело берешь?

Слегка ошиблась – добралась почти до кабинета. Дверь плотно прикрыта, видимо, Юлика еще нет. Ага, повод вздуть за опоздание.

– Я жду, Катя! Соображай быстрей!

– Я беру случай болезни леса!

– Да? – он, кажется, удивился. – Хочешь с выездом? Не наездилась еще?

– Не наездилась. Земля Великих Лесов так прекрасна… Можно любоваться до смерти.

Он пожевал губами, ища подтекст. Думал, я издеваюсь. Вообще-то есть такое, но не докажет – голосок-то идеально дебильный, но одновременно вежливый, не подкопаешься. Таким я разговариваю с посетителями, которые жаждут от сыскаря исполнения всех своих мелочных и несуразных требований. А научилась как? Простая история.

Жила-была лавочница, коптила и продавала колбасу. И тут ее обокрали! Лавочница составила список потерь и отнесла сыскарю, которому не повезло. То есть мне. И стала преследовать, требуя поймать злоумышленника и немедленно вернуть: шило старое, гнутое – одну штуку; травяной отвар в мешке, который ей подарили восемь лет назад и который лежал в углу в кладовке, размером с кулак – одну штуку; примечание: на боку следы плесени. И последний лот – два старых железных замка, которые сменили по причине дряхлости и бросили в сарай, где те и лежали несколько лет, пока их не похитили жадные воры.

И прилипчивая, настырная она оказалась до ужаса. А у меня работа такая. Не могу же я прямо сказать – ты бы не позорилась, тетка, со своим хламом, а шла бы себе домой, жила бы дальше и другим жить не мешала. И выбросила бы из закромов весь остальной хлам!

Нет, так сказать нельзя, жаловаться будет самому князю. Поэтому и пришлось научиться своему тону восторженной идиотки – да, мадам! Конечно, мадам, какая ужасная, леденящая кровь утрата! Мадам, как я вас понимаю! Все, все, что в моих жалких силах, делаю денно и нощно, просто зашиваюсь и, живота своего не жалея, иду по следу преступников – и никто не уйдет от наказания! Наказание неизбежно, их повесят. Или четвертуют. Или сварят в масле. Сами решите, в общем, а судья обязательно к вашему желанию прислушается и учтет в мельчайших подробностях.

– Ладно, – наконец сдался Макарский, переставая меня сканировать. – Выпишу тебе выезд на место происшествия. И даже срок указывать не буду, знаю, ты не злоупотребляешь. И Юлику выпишу, возьмешь с собой.

– Как? Но я…

Одной из причин, по которым было выбрано данное дело, являлась надежда, что Юлика передадут кому-то другому. Ах Макарский, ах жук! Нос прищемил, называется.

– А ты что, против что имеешь?

Да-да, у него тоже есть особый голос для разговора с идиотами.

– Нет. Если нужно, выписывайте.

– Ну и лады. Заходи через полчасика за путевыми листами и деньгами.

Макарский ушел, и коридор снова опустел, погружаясь в тишину.

В кабинете никого не было, стажер потерял нюх, можно пока расслабиться.

Дело с выездом, как ты вовремя подвернулось! Пару недель дороги туда-обратно плюс неделька на само расследование – то, что нужно. Месяц передышки перед последним шагом, который нужно сделать. Я должна. Я стольким ему обязана… Почему не отплатить? И жизнь продолжится, как прежде. И все будет хорошо.

Юлик явился через пятнадцать минут и принес с собой завтрак, так что я не стала на него кричать. Тем более ему еще поездку организовывать: извозчика искать, вещи паковать, бумажки собирать… Неблагодарное, в общем, занятие. Он же на обучении? Ну так пусть учится!

Я, кстати, думала, юнец будет расстроен выездным делом, а он даже обрадовался. Надеюсь, не видит уже себя и меня в одной кровати, потому что на постоялом дворе больше нет комнат или какая там еще причина может быть в его фантазиях. Если вдруг места не окажется, будет в сарае спать на сене, а не у меня под боком, это точно. Но не станем озвучивать: сюрприз-сюрприз, как говорится.

Осталось только одно дело. Федор.

Я наняла извозчика и доехала до места его работы – Писарской башни. Там записывают информацию. Вроде типографии, в общем. Сложный процесс, но, записав одну книгу, можно размножить ее сколько угодно. Федор как раз занимается написанием текста.

В башне, которая больше напоминает узкое высокое здание, стоит постоянный гул. На входе две женщины сидят за столами и следят за всеми, кто заходит. Тут система безопасности, что у президента. Нельзя в верхней одежде. С большими сумками. С непокрытыми волосами… И так далее, и тому подобное. Бесконечный список требований. Проще снаружи остаться и надеяться на чудо, что нужный объект сам на улицу рано или поздно выйдет.

Я же выбираю средний вариант.

– Можете мне Федора позвать?

Сторожа всегда соглашаются – это проще, чем привести меня в надлежащий для прохода внутрь вид.

Я выхожу на крыльцо – вокруг цветут деревья. Скоро распустится сирень. Обожаю ее аромат – я начинаю спать с открытыми окнами, и в каждой вазе у меня по букету.

– Катя?

– А?

– Что-то случилось?