Взрослое лето

— Да, такое со мной приключилось однажды в сентябре.

Следователь вылез из машины и, закурив, пошёл к лавочке у дома. Опер с водителем остались около машины и травили друг другу анекдоты.

Присаживаясь, Михаил Владимирович смахнул паутину и, поворачиваясь к идущим следом Миле и Алёне, принялся рассказывать:

— Шучу-шучу я, и как всегда неудачно. Ну да ладно, теперь о серьёзном, поплыл ваш ненаглядный дядя Дима. Всё рассказал, например, про то, как бухал четыре дня и ночи, когда убили ваших близких, и прятался герой-любовник на даче у родителей. Там мы при понятых, в общем, как положено, извлекли из земли ружье и так далее и тому подобное. Конечно, я завтра назначу экспертизу, сравним те гильзы, с места происшествия, и эти, но шансов, я думаю, ноль. Так что Дима ваш, скорее всего, не причастен к убийству!

— Никакой он не мой, — поправила следователя Мила, — я ему ещё не жена.

Он умолк, нагнулся и смахнул пальцами пепел с замшевого ботинка. Распрямил спину и посмотрел на Милу, обе лесные жительницы молчали и не сводили с него глаз, Алёнка, правда, еле сдерживала улыбку.

— А чаем поят в этом доме или надо превратиться в Белоснежку, и ждать, когда семеро гномов приютят беженку? Или здесь уже есть своя Белоснежка, а?

Мила стряхнула с себя оцепенение:

— Да какая я Белоснежка, да и гномов в наших лесах не сыщешь, поставлю чайник сама.

Она ушла, покачивая бёдрами. Михаил Владимирович поднялся и, махнув рукой, крикнул водителю:

— Игорь Николаевич, отвези за ради бога Саню в город, а потом вернись за мной, я здесь чай попью и допрошу людей! Хорошо?

— Да без вопросов, Михаил Владимирович, всё будет в лучшем виде, — ответил водитель, открывая дверцу машины.

— Получается, наш дядя Дима совсем не виновен? — спросила девочка.

— Чист, как стёклышко!

— Ну и хорошо, одной версией стало меньше, будем работать с другими, так, Михаил Владимирович?

— Будем работать, — механически повторил следователь, кивая в такт словам. — Ты для чего хочешь стать следователем?

— А это здесь при чём?

— А притом, отвечай! Я хочу знать. Видишь, время восьмой час, домой я попаду часов в одиннадцать, тебе это зачем? Ты девочка, у тебя должна быть любовь, муж, семья, дети, внуки.

Алёнка опешила и села рядом. Сорвав стебелёк мятлика, резко собрав метёлку, спросила:

— Петушок или курица?

— Петушок!

— Правильно! Вот и я хочу, чтобы любое зло наказывалось, особенно если обижают бедных и слабых, а их часто некому защитить, как нас с мамой. Богатый наймёт себе дюжину адвокатов, армию юристов, потом бандитов, отыщет продажных полицейских или даже следователей, кого ещё?

— Ну, уж давай по полной: прокуроров, судей. Потом, ещё забыли — политиков!

— Вот-вот, а я хочу защищать беззащитных. Потому и буду следователем, чтобы все сказали: Белкина нас защитит, она ученица Колумбова и знает, что делать.

— Ну ты закрутила. Согласен с тобой и за слова такие уважаю. Ты мне сразу понравилась, знаешь, что хочешь и, главное, стремишься к чему-то.

— А что бывает по-другому?

— Не притворяйся. Да, конечно, у тебя в классе все, как ты, особенно детишки из обеспеченных семей?

— Ну у нас в классе богатых нет, но есть такие ребята, которым, правда, всё по фигу, лишь бы в компьютере посидеть или на каком-нибудь гаджете побродить с базукой.

— Вот так бывает, иногда бьёшься-бьёшься, а получается пшик! А ты ночей не спишь, в отпуск не ходишь, хочешь, чтобы всё было в ажуре. А на выходе получается, тебя ожидают чудовища, готовые с потрохами продаваться за гамбургер или блестящую блузку, лишь бы тепло и сытно, а ещё никто не беспокоил по пустякам со всякой совестью.

— Вы о чем, Михаил Владимирович? Я тоже иногда замечаю в людях что-то от зверя — шерсть или клык.

— Да, так бывает, а знаешь, Алёна, скажу тебе: не так страшен человек, который кого-то подкупает, страшен, тот, кто соглашается продаться. Особенно, когда очень близкие предают тебя. Вот тогда и появляется у людей что-то от неземной бестии, хвост или, например, рога.

— Я тоже стану таким зверем, когда вырасту? У меня появится тёмная шерсть?

— Ну, да, если ты, того, отдашь свою душу за деньги или шмотки, перестанешь бороться со злом, примешься думать только о себе и своём благополучии.

— Спасибо, дядя Миша. Я разгадала, куда ведёт дорога и та лестница.

— Молодец, размышляй о нашей жизни, ты стоишь на верном пути, — следователь отдышался и продолжил говорить совсем, как прежде. — Учись хорошо, будь человеком, и из тебя вырастет классный следак. А вот что ещё, пока нет твоей мамы, скажу тебе: есть другая новость, которую я получил буквально вчера вечером.

Он загадочно улыбнулся и хитро посмотрел на молчавшую девочку.

— По твоей просьбе установлен скрывающийся от любимых женщин целых четырнадцать лет неуловимый папа Алёны Белкиной.

Следователь замолчал и вокруг них повисла тишина. Алёна услышала, как скрипит на ветру старая ель, и кузнечики в траве не умолкали ни на секунду. Тут ещё где-то рядом, на террасе, зашумел чайник.

— Маме будем говорить или нет?

— Давайте, может, она обрадуется и скажет нам спасибо? А дядю Диму, думаю, она больше даже на порог не пустит.