– Не сдаю уже. Идите нахуй. – Вдруг неожиданно ответил муж, и снова вытащил каку из пупка.
– А что же мне теперь делать? – Я уже поняла, что шорты мне придётся отрабатывать по полной, и начала импровизировать: – Уже поздно, ночь на дворе, а я без трусов, и меня могут выебать грабители. Пустите переночевать, дяденька, я вам денег дам и пизду покажу.
– Без трусов, говоришь? А пелотка у тебя лысая? Не воняет ли она тухлой килькой? Может, и договоримся, малышка… – Вова опустил газету, и заорал: – Ой, ты чо напялила, дура? Я ж сказал, чтобы каску не надевала! Фсё, теперь по-новой надо начинать. Испортила такую игру, кот Матроскин, блять…
– Да иди ты нахуй, Вова! – Я сорвала с головы каску, и кинула её в угол. – Нету у меня косынки, нету! Шляпу ему соломенную! Буддёновку с кружевами! Пидорку, блять, с вуалью! Нету ничего! Или так еби, или сам ищи, чо те надо!
– Ладно, не ори. – Постепенно успокоился муж. – С тельняшкой это ты хорошо придумала. Идея меняется. Теперь ты будешь потерпевшей. Потерпевшей кораблекрушение. Каска не нужна. Шляпу как будто бы смыло волной, будем считать. Иди в ванную, намочи волосы. И заходи снова. Чемодан только не забудь, это ценный девайс. Там у тебя багаж типа.
Заебись. Дубль два. Беру чемодан, выхожу в коридор, иду в ванную, сую голову под кран, возвращаюсь обратно, стучу в дверь:
– Тук-тук, есть кто живой?
– Кто там, блять, ломится в два часа ночи? – Слышен бизоний рёв за дверью.
– Это я… – Блею овцой. – Потерпевшая. Каталась на банане, наебнулась прям в воду, и плыла в шторм три часа на чемодане. Я очень устала, и хочу ебаться. Пустите переночевать пожалуйста.
– Ах, бедняжка! Заходи скорее!
Были б все такие добрые как Вова – я б горя не знала.
Вхожу. Пру чемодан. Вода стекает с волос за шиворот. Тельняшка воняет плесенью. Шортов кожаных уже не хочется так сильно, как раньше. На кровати лежит муж без трусов, и протягивает ко мне руки:
– Иди сюда, потерпевшая. Я тебя согрею. Замёрзла, бедненькая? Ложись, вот, на чемодан. Погрейся с дороги.
Бухаю на пол чемодан, и сажусь на него жопой. Раздаётся подозрительный треск.
– Тепло ли тебе, маленькая? – Спрашивает Вова, и слезает с кровати: – Пися не замёрзла? А то она у тебя какая-то синенькая… Давай, я с тобой рядом посижу, пиписечный массаж сделаю.
– Не надо… – Протестую слабо. Мне ж типа полчаса жить осталось. Я ж типа потерпевшая и вся израненная наверное. – Пися у меня синяя, потому что умираю я.
Дайте мне поскорее кожаные шорты, только не садитесь рядом. Чемодан не выдержит двоих.
– Не бойся, не бойся, потерпевшая… – Бормочет Вова, и усаживается на край чемодана.
– Это добротный чемодан, качественный. Я на таком Тихий океан переплыл в прошлом году. Хороший чемодан.
Вова уселся на ценный предмет всей своей стокилограммовой тушей, и провалился в хороший чемодан.
– Блять! Ты где эту рухлядь нашла?! Я чуть яйца не прищемил! – Завизжал муж.
– Где-где, в пизде! – Тоже заорала. – Сказала тебе, мудаку, русским языком: не садись на чемодан! Нет, бля, приспичило ему!
– Да с тобой вечно так: ни украсть, ни покараулить. Ни подрочить, ни поебаться! Чем тут воняет ещё, а? В этой тельняшке твоего прадеда эксгумировали что ли?
– Чо ты орёшь?! Это не моя идея была, в два ночи хуйнёй заниматься!
– Не хуйнёй, а еблей, дура!