Взрослые

— Я Патрик Эшер. — Главное — не дать ей сказать, что она его не помнит. — Школа Святого Свитина. Театральный кружок.

Николь подняла бровь, потом ее лицо просветлело.

— Ух ты! — она искренне засмеялась. — Как ты меня узнал?! Я теперь Николь Тревор, много лет уже никто не звал меня Гарсия.

— Ты совсем не изменилась.

Она игриво толкнула его в плечо кулачком:

— Это неправда.

— Это правда, — сказал Патрик и повернулся к Мэтту: — Хотя в школе мы редко видели Николь. Ее вечно выгоняли с уроков из-за юбки.

— Юбки? Слишком короткой или слишком длинной? — спросил Мэтт, осклабившись.

Николь улыбнулась в ответ.

— Когда как. Вечно сражалась с системой. Вся власть — женщинам! — она с улыбкой покачала головой. — Но теперь я мать, конечно.

— Я тоже, — сказал Патрик.

Мэтт засмеялся.

— Ну, ты меня поняла, — добавил Патрик.

— Школа Святого Свитина. Надо же… — Голос у Николь был ниже, чем в школе, чуть погрубевший от сигарет и времени. Зато в ее смехе звенела радость, которой в пятнадцать лет не было. — Да, время летит. Моих дочерей вы уже видели, их зовут София и Эмили. Одиннадцать и девять лет.

— У меня девочка и мальчик, четырнадцать и тринадцать лет. Эмбер и Джек. Но они не с нами, остались с матерью. Я здесь со своей парой, — он покосился на Мэтта. — Нет-нет, не с ним. С девушкой.

Николь покачала головой.

— Даже не могу сосчитать, сколько лет прошло со школы. — Она отступила на пару шагов, как если бы хотела получше рассмотреть Патрика, и тот немного приосанился. — Как я рада тебя видеть! Есть что-то чудное в том, чтобы встретить старого друга, правда?

Патрик расплылся в улыбке. Друга.

— Да, мир тесен, — протянул Мэтт, и Патрик вспомнил, что тот еще здесь.

Николь повернулась к Мэтту:

— Ты знаешь, что он играл главную роль в «Гамлете»?

Патрик по-детски улыбнулся. Николь кое-что о нем помнила. (Хотя надо признать, что помнила она не так уж много: на самом деле Патрик играл придворного, у которого даже слов не было. Но она помнила, что он выступал на сцене, и только это имело значение.)

— А волосы-то у него росли? — спросил Мэтт у Николь. — Или так и ходил луковкой?

Николь улыбнулась:

— Росли. И довольно густые.

Мэтт кивнул:

— Заходи к нам в гости с детьми, Николь. Расскажешь пару баек о вашем детстве. Думаю, Патрик выкроит свободную клеточку в своем графике, если ты заглянешь к нам завтра вечерком.

Патрик напрягся. Сколько поводов для беспокойства!

Николь кивнула:

— Было бы замечательно.

Мэтт улыбнулся во весь рот:

— Класс. Приготовим эгг-ног или что-нибудь в этом роде. Расскажешь, каким ботаником был Патрик в школе. Готов поспорить, заворачивал учебники в бумагу и домашку сдавал вовремя.

Николь рассмеялась.

На лице Патрика застыла улыбка.

Мэтт кивнул в сторону фазана.

— Думаю, надо его убрать, — он посмотрел на Николь. — Хотя, может быть, ты его заберешь? Помыть, ощипать — и будет вкуснотища.

— Нет, фазан нам ни к чему. Но спасибо.

— Не трогай фазана, Мэтт. Я сам разберусь, — резко сказал Патрик.

Николь помахала на прощанье. Патрик увидел знакомые морщинки на носу, когда она улыбнулась. Она возвращалась обратно в свой домик.

Патрик поглядел ей вслед.

— Николь Гарсия, прямо по соседству с нами! — сказал он и повернулся к Мэтту: — Она была очень популярна в школе. Одна из самых классных девочек. Носила огромные серьги-кольца.

Мэтт ухмыльнулся:

— Классное воспоминаньице, можно петушка потискать.

Патрик что-то проворчал в ответ.

— Что-что?

— Не надо пошлостей.

— Пат, — Мэтт положил ему руку на плечо, — я же просто дурака валяю.

— Мы давно не дети, моей дочери уже четырнадцать лет, Мэтт.

Мэтт развел руками:

— Я же сказал: извини. Не имел в виду ничего дурного, тебе показалось.

Патрик наклонился и поднял фазана.

Вместе они дошли до мусорных контейнеров, что стояли сбоку от домика. Мэтт поднял крышку серого бака:

— Давай, бросай.

— Не тот бак. Открой зеленый.

— Фазаны отправляются в переработку?

— Они же съедобны, — ответил Патрик. — Считаются за садовые отходы.

Мэтт склонил голову набок.

— Утилизация фазанов. Кто бы мог подумать?

Он поднял зеленую крышку, и Патрик засунул мертвую птицу внутрь.

Когда Патрику было четырнадцать, он наблюдал за Николь молча и со стороны. (Патрик с удивлением подумал, что за последние тридцать лет он так и не изобрел ничего нового в отношениях с женщинами.)

Патрик обращал внимание не только на Николь. Он приглядывался сразу ко всем девочкам, которые носили сережки, а это было нетрудно, ведь они всегда ходили вместе: весьма угрожающе толпились на спортплощадке или в столовой.

Но Николь привлекала его больше других. Она была не такая высокая, как остальные, и низкий центр тяжести позволял ей ходить уверенным и пружинистым шагом. Ее губы все время были ярко-алыми от леденцов — она сосала их на каждой перемене.