Взрыв

Благодаря всем этим победам, численность войск, а вместе с ними и медицинского персонала возросла, и свободного времени появилось больше, но мне все равно пока не на что его тратить. Мы значительно продвинулись в сторону Ломоносова, захватили несколько стратегических объектов и даже одну военную базу. Группа командиров увеличилась, как и оснащение, теперь мы не были просто кучкой восставших заключенных. Перебираясь из одной больницы, в другую, я наблюдала за изменениями со стороны, не вмешиваясь и не понимая, как это все может происходить?

Самым удивительным для меня оказался тот факт, что Алистер Измайловский не входил в ряды приближенных принца. Если моего супруга пускали на военные советы и обсуждения будущей тактики и направления, то блондина никто туда не звал, а он сам и не стремился. Мне удалось не долго наблюдать за ним, только пока мужчина находился в стационаре после лихорадки и еще какое-то время после, пока его пальцы окончательно не зажили. Ему потребуется время, чтобы вернуть им хотя бы прежние свойства, пока орудовать ими у Алистера выходило довольно коряво. После того, как доктор отпустил его из больницы, чтобы не занимал лишнюю койку, я часто видела, как он проводил упражнения или массировал места переломов. С людьми Алистер не общался, ходил отстраненный и замкнутый, что мне даже становилось его жаль.

Шпионы принца в столице выяснили, что еще до событий на площади Геннадий отдал приказ найти мою младшую дочь и разведчики с легкостью выполнили этот приказ. Меланома была цела и невредима в полной безопасности, работала поваром в общественной столовой одного из не особо крупных городов, вблизи столицы. Хоть за одну из дочерей мне точно не стоило беспокоиться, и я пыталась засунуть лишние переживания о второй куда-нибудь вглубь головы и не думать о плохом. Наблюдая же за Алистером, у меня создавалось впечатление, словно его что-то тревожит, и мне очень не хотелось, чтобы причина была именно в Скарлатине и ее безопасности. Толком не успев оплакать сына, я не намерена терять дочь.

Нам с Мишей не выделили отдельной палатки, да и ни у кого, кроме принца такой не было. Мне приходилось ютиться в общей, вместе с оставшимися из колонии женщинами, помогающими с приготовлением пищи, стиркой и изредка простой медицинской помощью, а ему – вместе с солдатами. Обычно по вечерам, перед сном, мы проводили несколько минут вместе в столовой, обсуждая, как прошел день. Супруга беспокоила ситуация с Ломоносовым, ему не нравилась позиция сил Рейнхарда, но его перестали слушать после трех побед по правилам принца. В одном Михаил оказался прав, когда мы захватывали простые города, местные жители высказывали негатив в отношении принца, но они были бессильны и просто отказывались поддерживать его и оказывать помощь. В первое время такие отказы были болезненны, но после первой победы – несущественны.

Все остальное время днем я проводила в палатке, выделенной для раненых. Заботы с ними уже не так много, как в первые дни после боя, но это было самое отапливаемое помещение и находиться здесь приятней, чем где-то еще. Осмотрев половину пустующих коек, я в глубине души была рада, что народу довольно мало. В памяти сразу всплывали дни, когда пациентов приходилось устраивать на матрасах на полу, или под них отдавали другие палатки, и мы бегали между ними.

Доктор Перев сейчас как раз осматривал одного из солдат с самыми тяжелыми ранениями после предыдущего сражения. Он трудился над ним в импровизированной операционной почти три часа, но смог остановить кровотечение, извлечь все четыре пули и зашить раны. Теперь жизни парня ничего не угрожало, но Леон время от времени посещал его, ради собственного успокоения. Порой я чувствовала себя настоящим шпионом, когда вот так, постоянно наблюдала за людьми, не подозревающими об этом, и делала собственные выводы. Возможно, неверные или преждевременные, но в нынешней ситуации ничего больше сделать я не могла. Пока Ломоносов не падет, принц не поведет свою армию на столицу за моей дочерью, а идею добраться туда самостоятельно Михаил пресек в зарождении и наотрез отказался. Ну прибудем мы в столицу, и что дальше? Пойдем, постучимся в дверь императорского дворца?

– Леон, эта нога меня убивает, – раздался неожиданно голос Рейнхарда, вернувший меня к действительности из размышлений. Переведя взгляд с пациента на вход в палатку, я вижу, принца, прошмыгнувшего внутрь и сразу устроившегося на ближайшей пустой койке. Закатав штанину, насколько это было возможно, он принялся осматривать свой протез, вернее то, во что тот превратился за эти недели.