Взрыв Генерального штаба

Лён среагировал моментально. Зажмурился и на ощупь ухватил Ермилку за локоть и за плечо.

– Рехнулся?! Дурак!..

Ермилка не стал вырываться. Засмеялся. Каким-то механическим смехом.

– Не бойтесь. Невидимки не умирают.

– Я тебе покажу “не умирают”! Сумасшедший!

– Да правда же! Я уже несколько раз пробовал! И в стогу горел и прыгал с подъемного крана в порту…

– Зачем? – шепотом спросил Зорко.

– Ну… так получалось. Это даже почти не больно. Это… – он хихикнул, – не больнее Динкиных шлепков.

– Тебя разнесет на атомы, – уверенно сказал Лён.

– Ну да, – снисходительно согласился мальчик-невидимка. – И т е х к т о з д е с ь, тоже разнесет. Но их – навсегда, а мои атомы потом опять склеятся. Так уже бывало… Вы не бойтесь.

Зорко неуверенно спросил:

– А долго они будут склеиваться? Твои атомы…

– Не очень… А если бы и долго! У меня знаете сколько времени!

– Сколько? – машинально спросил Лён. И открыл глаза. И был уверен, что сейчас увидит перед собой взъерошенного рыжего пацаненка – Ермилку. Но не было никого – только фонарик. И спичка рядом с ним. Лён опустил руки.

А невидимый Ермилка повторил:

– Сколько у меня времени? У-у… Пока Динка не сделается большая. А когда сделается…

– Тогда что? – нетерпеливо перебил Зорко.

– Тогда я перестану быть невидимкой. И попрошу, чтобы… чтобы она стала моей мамой. – Фонарик помигал, словно вместе с Ермилкой застеснялся своего признания.

– Ой! – вдруг весело спохватился Ермилка. – А чиркать-то об чего? Я же босой. Зорко, оставь мне сандаль!

Зорко, словно завороженный, снял сандалию. Она попрыгала по полу – Ермилка надел ее.

– Великовата. Ну, не беда, затяну ремешок… Теперь идите.

– Куда? – спросил Лён. Он опять был как во сне.

– Прямо по коридору. Это долго… Но в конце будет щель, вы в нее пролезете. А дальше будет дорога. Вы по ней идите, а я вас догоню… А если не догоню, идите пять километров, до поворота на Приморский тракт, а там уж – куда хотите. А раньше никуда не сворачивайте, иначе будет беда… Возьмите фонарик…

– А ты как без него? – растерянно сказал Лён.

– Ха! Невидимки видят в темноте, как на солнце… Не надо прощаться, это плохая примета. Идите…

Зорко и Лён пошли. В какой-то сумрачной завороженности. Желтый круг света выхватывал перед ними из тьмы бетонные плиты.

Так они двигались минут пять. А может, десять. Или час…

Зорко вдруг остановился, снял вторую сандалию, аккуратно поставил на бетон. Молча шагнул дальше. В этот миг потянуло свежим воздухом. Наверно, из близкого выхода. Лён стал на месте как от толчка. Зорко тоже. Лён посветил назад. Луч выхватил на бетоне одинокую сандалию. Зорко и Лён очнулись. Разом!

– Он же взорвется по правде! Навсегда! – Зорко бросился назад. Лён догнал его. Но пробежали они лишь чуть-чуть. Окружавший их бетон дрогнул, все качнулось. С гулом.

Гул был не сильный. Но такой тугой, словно с орбиты сошел весь земной шар.

Потом плиты сдвинулись, просели, сверху посыпалось. Бетонный потолок приблизился, заставил встать на четвереньки. Фонарик погас и потерялся. Впереди почему-то оказались скрестившиеся балки. Они… они были видны! Потому что из-за них сочился отраженный от бетона свет.

– Зорко, ты живой?

– Наверно…

– Лезем…

Конец сказки

Через балки, арматуру и обломки плит, сквозь цементную пыль и потоки песка, что обрушивались на головы и плечи, они долго выбирались к свету,

Выбрались. В царапинах, со звоном в ушах, перемазанные. Но живые. Даже не покалеченные.

Было утро… Странно. Лёну казалось, что по времени еще середина ночи. Но подумал он об этом мельком. Главная забота – о Зорко:

– Ты правда целый?

– Ага… А ты?

Лён встал с четверенек. Зорко тоже.

Они были на пологом склоне, в зарослях дубняка. Сквозь листья били лучи, на траве горели капли. И пахло лесной свежестью.

Но еще пахло развороченной землей – словно бедой.

Лён оглянулся. Зорко тоже оглянулся. Позади них дубняк был вырван и раскидан. Громоздились песчаные груды, из них торчали балки. Одна балка – толстенная, как шкаф – валялась на песке. А поперек нее лежал навзничь голый мальчишка. С откинутой головой и отброшенными назад руками. С тонкими, проступившими под кожей ребрами. Совсем незагорелый…

– Лён… Он, что ли, неживой? А?..

Мальчик был совсем неживой. По его впалому животу по-хозяйски шел рыжий муравей.

Зорко всхлипнул, но сдержался. Нервно сказал:

– Надо его одеть и похоронить.

Лён вздрогнул:

– Господи, кто это? Откуда он тут?

– Ты что, не видишь? Ермилка…

– Нет…

Мальчик был совсем не такой, каким представлялся Лёну Ермилка. Тот – наверняка рыжий, круглощекий, коренастый такой малыш. А этот… этот был щуплый, как петушок Тиви, остролицый, темноволосый…

– Он… Смотри, мой сандаль…

На левой ноге мальчика была растоптанная сандалия. Зоркина.

“Господи, что мы скажем Динке… Да нет же!” – Лён упал на колени, ухом прижался к мальчишкиной груди…

“Тук… – милостиво толкнулось в тонкой, как у птахи, грудной клетке. – Тук… Тук…”

– Ермилка! – Лён затряс его за плечи.

Ресницы мальчика зашевелились. Зорко упал рядом, приподнял его голову…