Взрыв на макаронной фабрике

– Чего ж ты хочешь, дружок? – процедила я сквозь зубы.

– Да, понимаешь, у меня дома компьютер завис. В общем-то, я не удивляюсь: он уже старенький, его давно менять пора. Вот ты и поговори с Ромкой. Пусть он мне новенький аппарат подгонит. Само собой, по разумной цене. А то ведь сама знаешь, какая зарплата у нас…

– Не вопрос, – легко согласилась я. – Значит, договорились? К вечеру сделаешь?

– Ну, ты и шустра, Зайцева! – возмутился Тенгиз. – У меня, между прочим, сегодня четыре трупа на вскрытие!

– Вот и вскрывай себе на здоровье, пока я за отпечатками сгоняю. Поехали, дорогой! Время, как известно, деньги!

Всю дорогу Тенгиз недовольно брюзжал, мол, я не даю ему спокойно работать, обед оказался абсолютно несъедобным (что, признаться, меня возмутило: слопал свою порцию блинов и мою доел!), и еще – что мне нужно было родиться джигитом. Я, стиснув челюсти, как большая белая акула, молчала, терпела и вынашивала планы самой страшной мести. В конце концов эта пытка закончилась. Гогочия вылез из автомобиля, сильно хлопнув дверцей. Подозреваю, это от удивления: первый раз за все время нашего знакомства я молча сносила упреки и укоры в собственный адрес.

Вскоре я уже плавно тормозила возле дома, где снимал квартиру Родион. По двору разносилась музыка одной известной группы:

Безнадега точка ру…

«Это точно, – вздохнула я про себя, – сплошная безнадега!»

Лифт так же, как и в первое мое посещение, не работал, и я снова топала пешком. На восьмом этаже музыка стала еще слышнее, а возле двери Матвея она просто оглушала.

– Ну, дает Мотя! – присвистнула я и, дождавшись, когда песня закончится, нажала на кнопку звонка.

Музыка заиграла снова, на этот рад уже другая, не менее известная композиция, заставляя мои барабанные перепонки работать в авральном режиме. Надежда дозвониться до Матвея пропала. Я забарабанила в дверь кулаком:

– Мотя! Мотя, это я, Женька! Открывай!

Однако Матвей открывать не торопился.

– Еще пять минут, и я стану глухой, как Бетховен! – проворчала я и схватилась за ручку.

Дверь вдруг открылась. По опыту знаю, если дверь вот так сама открывается, значит, жди неприятностей. Осторожно, стараясь ни к чему не прикасаться, я прошла в глубь квартиры. Первым делом выключила музыкальный центр. Комнату заполнила тишина. В помещении царил сущий бардак: стул опрокинут, компьютер разбит, занавески оторваны вместе с карнизом. Ситуация нравилась мне все меньше и меньше.

– Мотя… – шепотом позвала я хозяина. – Чего это у тебя дверь открыта?

Мотя отозваться не пожелал. В комнате и на кухне никого не было. Интересно, куда мог деться инвалид, прикованный к креслу? Может, в магазин решил съездить? Но как? Лифт не работает, пандуса, насколько я могла заметить, в подъезде нет. Трудно представить, что на инвалидной коляске можно скакать по лестнице. Приготовившись к самому худшему, я распахнула дверь ванной комнаты…

Матвей был там. Он лежал в ванной, руки подняты над головой и пристегнуты наручниками к смесителю. На шее был затянут его же собственный ремень, а на лице четко просматривались многочисленные ссадины, синяки и кровоподтеки. Я уже имела некоторый опыт общения с трупами, поэтому могла с уверенностью сказать, что Матвей мертв довольно давно – тело остыло, а кровь успела потемнеть.

– Мотя… – всхлипнула я. – Как же это? Кто ж тебя так? За что?

Присев на корточки, я закрыла глаза и беззвучно заплакала. В принципе знакомство с Матвеем было недолгим, но мне показалось, что он был хорошим, порядочным парнем. Кому же понадобилось сводить счеты с несчастным инвалидом? Совсем не хотелось думать, что причиной его смерти мог стать наш с Расселом визит. Наконец я справилась с эмоциями. Предстояло еще сделать то, ради чего, собственно, я сюда и пришла. Жалобно повздыхав, я направилась к балкону. В прошлый раз трюк с перемещением тела с одного балкона на другой выполнял Рассел. Мы с Мотей его страховали. Теперь же мне предстояло проделать то же самое самостоятельно. Обвязавшись веревкой, я отважно двинулась вперед.

Должна заметить, что ужасно боюсь высоты. Когда мы с моей сестрицей Дуськой отдыхали на Черноморском побережье, она полчаса уговаривала меня нырнуть с волнореза. И высота-то там небольшая – каких-то семьдесят сантиметров. Однако я разревелась и заявила, что категорически отказываюсь прыгать, что жизнь у меня только началась и глупо рисковать ею по пустякам. Дуська сделала вид, что отстала. А когда я успокоилась и повернулась к ней спиной, она отвесила хорошего пинка мне под мягкое место, и я полетела в воду. Это был, пожалуй, единственный мой героический прыжок вниз. Позже мне, правда, приходилось штурмовать двухметровые бетонные заборы. Но это все не по собственному желанию, а по воле обстоятельств. А теперь я добровольно совершала почти каскадерский трюк на высоте восьмого этажа. Что будет, если трюк не удастся, я старалась не думать. Наконец моя нога коснулась пола соседнего балкона. Следом за ногой сползла и я.

– Господи, хорошо-то как! – пролепетала я пересохшими губами. – Никогда не пойду работать каскадером!