Взвейтесь, соколы, орлами...

– Тогда вот что. У нас в Средиземном море сейчас только крейсер «Аврора» обретается. Мы дадим ему указание к середине октября подойти поближе к Ерусалиму и навести пушки на древний город. Ведь турецкое Временное правительство – это лишь ставленники англичан. Залп с «Авроры» по Дворцу царя Ирода и будет сигналом к началу Великой Октябрьской Сионистической революции. Англичане под дулом шестидюймовки «Авроровой» не посмеют противостоять напору народных масс. Ну, вот, как-то так.

– А что, мне такая программа нравится! – улыбнулся Лёва.

– Ну, а пока у меня для тебя есть другое поручение. Недавно Япония перекупила у Аргентины два крейсера. Уже и переименовали их в «Ниссин» и «Касуга». Но перегоняют их сюда итальянские моряки. Не команды, а сборная пицца. Вот и надо бы нам эти крейсера перекупить. Я тебя сведу с капитаном первого ранга Рожковым Николаем Николаевичем. Ты с ним посоветуйся, может, вместе чего и придумаете.

* * *

Первого апреля в Восточно-Китайское море вошли два крейсера под японскими флагами, но с итальянской командой. А на их пути на надувной лодочке махал им детским флажком миролюбивый мужчина в очках. Его подняли на борт. Флажок оказался с шестиконечной звездой Давида ещё не признанного государства Израиль. Мужчина поправил очки и обратился с предложением, от которого нельзя было отказаться:

– Моё государство в моём же лице предлагает вам продать нам эти посудины. Так как судовладельцами являетесь не вы, то мы готовы уплатить каждому из вас по сто тысяч лир.

– Но ведь сто тысяч лир это всего лишь сорок долларов! – возразил кто-то.

– Вот только не надо мне петь «Санту-Лючию». Выискался мне тут Робертино Лоретти. Сто тысяч – это сто тысяч. Или думаете что царь Нептун на дне Вам заплатит больше? Так пройдитесь по буфету! – и Лёва кивнул за борт. А вокруг обоих крейсеров уже всплыла дюжина подводных эсминцев.

Раскрытые жерла торпедных аппаратов были лучшим аргументом на торгах.

В результате японские флаги были спущены, а их место заняли флаги Израиля. Маляры срочно закрасили названия Ниссин и Касуга. Новые крейсера «Абрам» и «Сара» взяли курс на Шанхай. Вот что значит 1-е апреля.

* * *

А мы во Владике все гадали – когда и где адмирал Того нанесёт решающий удар. От Эраста Фандурина поступило сообщение, что весь японский флот поочередно на верфях в Сасебо снимает с кораблей боковые пушки, а на их место устанавливает английские счетверённые пулемёты.

Мы сидели в кабинете Главкома ГВФ Михаила Александровича.

– Быстро же японцы смикитили, что наши бомбёры сверху, – это лишь отвлекаловка. А главная заморочка – это торпедёры на бреющем с флангов. Теперь их пулемёты будут в бронированных башнях и они там как мыши в консервной банке, по которой молотком – грохота много, а вреда никакого. Им наши бомбы до фени. А вот торпедёров они смогут уничтожать прицельно. Наши потери резко возрастут. – сказал я.

– И каковы будут эти потери?

– Примерно половину состава, а может и больше. Перекрёстный огонь сразу восьми пулемётов по одной цели это как игра в орлянку! – уточнил брат.

– Пятьдесят процентов потерь, это немыслимо! – ужаснулся Главком.

– А ты как думал, Мишаня, командовать целым Воздушным Флотом это только принимать победные рапорта? Эти лётчики ещё сейчас пьют, гуляют, ласкают любимых женщин, а ты уже их включил в процент плановых потерь. А ведь будут ещё и внеплановые. Войны без потерь не бывает! – сказал я.

– И что же делать?

– Думать, Миша, крепко думать! – посоветовал Комрад.

– Ну вы пока думайте, а я пойду с дядей Лёшей это перетру! – сказал я.

Лёха выслушал меня со вниманием и что-то прикинул на пальцах:

– Значится так! Всё даже очень прост-таки. У тебя сейчас каждого японца атакует одно звено в четыре самолёта. А в эскадрилье два звена и комэск с замом. Итого десять. Вот и надо атаковать сразу десяткой. Помнишь, как на показухе в Гатчине Голубцов с Вдовиным огрызками кидались и шелухой плевались на лобовых? Небось, не только они умеют в лоб атаковать?

– Конечно, все умеют. И даже очень хорошо умеют.

– Вот и пускай начинают, как и прежде. Первая пара расходится ножницами. К ним всё внимание пулемётчиков. А они не атакуют, а просто отваливают. На бомбёров, что сверху, никто не отвлекается – все ждут торпедёров. А бомбёры сверху не по восемь соток сбросят, а каждый по одной пятисотке!

А второе звено всё с торпедами пусть заходит кораблю в лоб. Их четверо и комески – всего шестеро. Хоть пара торпед в скулу кораблю угодит – тот уже не боец. С разбитым-то носом. А уж если повезёт и хоть одна бомба в полтонны пробьёт палубу, то самурай обречён. А тут ещё и первая пара торпедёров возвернётся и тоже в лоб ударит – всех к японой матери.

– Дядь Лёш! Если я буду тебе за каждую идею магарыч выставлять, то тут одно из двух – либо я разорюсь, либо ты сопьешься!

– Так давай вместе пить! – улыбнулся Лёха.

Через неделю мы получили из Токио от Фандурина сообщение:

– «Рано утром, чуть заря, Того поднял якоря. Сдыхаться пора, однако, от такого упыря!»