Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945

По сути дела атакующий солдат-автоматчик, вступая в город, обороняемый противником, входит в ловушку врага. Тем более если город не обработан ни авиацией, ни артиллерией и все здания целы и возможные огневые точки заранее не подавлены. Впереди и вокруг тебя железобетонные и кирпичные заборы с металлическими сетками, капитальные дворовые постройки, которые могут вместить танк или орудийный расчет, дома с мансардами и чердаками, со слуховыми окнами – идеальными позициями для снайперов и пулеметчиков. Подвалы и полуподвалы с узкими оконцами-амбразурами. Тут, брат, ожидай выстрела из любого укрытия, из любой щели, из-за каждого угла. А атакующий автоматчик располагает и маневрирует только огнем своего автомата, гранатой и своим телом. Враг притаился, поджидает тебя. Он уже держит тебя на мушке, ему нужно еще несколько секунд, несколько твоих шагов вперед, чтобы он сделал верный выстрел. А ты его не видишь. Ты обязан передвигаться, атаковать. И можешь выйти прямо на него. Нужно перехитрить врага, совершить свой маневр, вынудить его обнаружить себя раньше. И тут нужен опыт не одного боя.

Ближе к центру стали попадаться двух– и трехэтажные дома. Тут стало опаснее. Каждый дом надо осмотреть, чтобы не оставить у себя за спиной пулемет или одиночное орудие.

На одном из перекрестков продвижение взвода застопорилось.

К тому времени приступы стали слабеть. Хотя и тело мое тоже ослабло. Малярия так выматывает, что после приступов лежишь некоторое время пластом. Но тут шел бой, и организм работал иначе.

Когда еще подходили к перекрестку, я окликнул впереди идущих автоматчиков:

– Ребята, дайте очередь вдоль улицы!

Впереди была великолепная позиция для пулемета. Если бы мне поручили организовать заслон, то я бы установил пулемет именно здесь. И именно оттуда он в следующее мгновение повел огонь. Очереди автоматчиков его спровоцировали. Он нажал на гашетку чуть раньше. Мы еще не вышли на площадь.

Пулеметчик засел в двухэтажном жилом доме. Бил он прицельно. Судя по характеру огня и по его темпу, пулеметчик опытный. Он держал под контролем весь участок, по которому мы наступали. Обойти нельзя. Залегли. Стрелять из орудий тоже нельзя. Приказано, если нет танков, артиллерию не применять. Видимо, договоренность такая существовала с югославами – не наносить городам больших разрушений.

У нас во взводе было два снайпера. Но я не рисковал ими, и они часто оставались при командире роты в качестве связных. Но на этот раз пришлось послать к командиру роты, чтобы он, на время, отпустил их во взвод. Во время уличных боев меткие огневики во взводе нужнее, чем на ротном НП.

Но ротный отпустил только одного связного. Что ж, и его понять можно. Идет бой, и связь со взводами нужна постоянная.

И вот пришел мой снайпер. Я ему:

– Дорошенко, видишь, откуда садит?

– Вижу.

– Давай, постарайся.

Дорошенко расчехлил снайперский прицел. Спросил:

– Один?

– Один.

– Позицию не меняет?

– Нет, все время бьет из того окна. Оттуда ему хорошо все видно.

И мой Дорошенко первым же выстрелом уложил немца. Тут же поменял позицию, передвинулся левее и некоторое время лежал у окна, не выглядывал. Знал, как себя вести. Настоящий снайпер! Один выстрел – и дело сделано.

Сказал:

– Подождите. Сейчас второго номера сниму, и тогда пойдете.

Но пулемет в окне двухэтажного жилого дома напротив молчал. У второго номера, видать, нервы оказались послабее. Не решился занять место убитого.

Взвод пошел вперед.

А меня опять затрясло.

Чтобы мои автоматчики не сочли меня малодушным или трусом, я все время, с помощью двоих связных, передвигался за взводом. Меня трясло. Солдаты терпеливо поддерживали меня. Иногда волокли. Они знали, что такое малярия.

Старший сержант Менжинский бой вел грамотно. Во время атаки старался больше полагаться на пулеметную поддержку. Чтобы прикрыть перебежки и броски автоматчиков, он все время держал ручные пулеметы первого и второго отделения возле себя.

У меня во взводе были хорошие сержанты. Любой мог за меня остаться и вести взвод в бой не хуже меня.

Вышли к центру города и увидели такую картину.

Немцев не видать. Скорее всего, ушли. И то, что они ушли, подтверждало следующее. Гражданские, в основном женщины среднего и молодого возраста, тащили из трехэтажного здания матрасы и одеяла.

– Что это такое? – спросил я Менжинского.

А он уже выслал вперед разведку. Вернулись, доложили:

– В трехэтажном здании напротив размещался немецкий госпиталь. Перед нашим вступлением, буквально час назад, он эвакуирован.

– А это что, мародерство?

– Нет, – сказал автоматчик, – сербы забирают свое. Немцы, когда организовывали здесь госпиталь, отняли у них постельные принадлежности. Теперь они их забирают назад.

Мы некоторое время молча наблюдали за столпотворением у трехэтажного дома. И кто-то из моих автоматчиков сказал:

– А у нас в деревне все сгорело. Какие там матрасы. Теперь в землянке, на соломе спят.

И тут мой связной Петр Маркович снова все погасил шуткой.