Читаем Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945 полностью

Горные альпийские куртки мы тоже долго не поносили. Приказано было их сдать старшине. Мы обменяли их на итальянские шинели. Но свою куртку я себе все же оставил. Итальянскую шинель я брать не стал. Так и носил куртку, пока не получил свою, русскую полевую шинель офицерского образца.

Один из моих автоматчиков проник в склад оружия. Принес несколько пистолетов системы Вальтер с запасными магазинами и патронами. Один новенький вальтер отдал мне. Другие тоже раздал: сержантам, командирам отделений и помкомвзвода сержанту Менжинскому. Преимущество вальтера перед нашим тульским «токаревым» состояло в том, что он – пятнадцатизарядный. Четырнадцать в обойме, один в стволе. ТТ – восьмизарядный, девятый в патроннике.

Всю войну я мечтал найти немецкую снайперскую винтовку с хорошим цейссовским прицелом. Но мое малярийное состояние помешало мне пойти с солдатом на оружейный склад и поискать там маузер с оптикой. Склад, по рассказу автоматчика, большой, всего навалом. Он взял пистолеты, потому что их можно было вынести незаметно. Югославские партизаны вошли в город вслед за нами, но, когда немцев мы выдавили, тут же кинулись наводить порядок, расставлять караулы и посты.

В Петровграде было семнадцать различных складов. В том числе склад мясных и рыбных консервов, сыров и жиров. Югославы везде выставили охрану.

Но «женский разбой» в городе продолжался. Югославки несли тюки белой материи, матрасы, одеяла. Рядом с госпиталем находился склад медицинского оборудования и имущества.

В тот же день мы выступили из города и без боя прошли огородами и садами около полутора километров. Шли на запад. Двигались цепью. В дома не заходили. Вышли к небольшой речке. Правее начиналась деревня. А может, все еще тянулись пригороды Петровграда. Речка протекала рядом с крайним домом. Дом с садом и виноградником.

От командира роты пришел связной с приказом: дальше не продвигаться, остановиться на постой в крайнем доме. Оказывается, вперед пошел второй эшелон полка. Вскоре к нам подошли второй и третий взводы. Они тут же заняли дома рядом с «нашим».

Из дому вышел хозяин. Сказал, что свой дом он предоставляет нам, русским солдатам, на постой. Мы в дом даже не пошли, а, зайдя на террасу, тут же прикинули, что здесь, пожалуй, и разместится весь наш взвод. Если убрать лишнюю мебель – стол и стулья. Чтобы не стеснять хозяев, мы так и поступили. Хозяин позволил пользоваться наружным туалетом, но предупредил, чтобы соблюдали чистоту. В сарае лежало сено и солома. Он разрешил взять на подстилку столько, сколько понадобится. Солому мы таскали охапками, застелили весь пол, оставив только проход. Расположили отделения, можно сказать, с удобствами, каких у нас не было давно. Головами солдаты легли к стенам, а ногами к образовавшемуся проходу.

На ночь хозяин выделил нам несколько стеариновых свечей.

Малярия меня не отпускала. В сильнейшем ознобе я стоял и ждал, когда же, наконец, постелют солому и можно будет спокойно лечь. Мне постелили побольше сена. Солому – только в головах. Старые солдаты сказали, что так нужно при малярии. Они знали, что делали. Меня уложили в первом ряду, в углу. Накрыли плащ-палаткой и горной альпийской курткой. Со своей трофейной курткой я еще не мог расстаться потому, что боялся новых приступов малярии. Перед тем как лечь, я сказал сержантам, чтобы организовали охрану, выставили часовых и потом, как положено, производили регулярную смену.

Связной Петр Маркович налил мне порцию водки с солью. Водку я выпил с жадностью. И, пока солдаты готовились ко сну, малярийный озноб начал отпускать меня. Я почувствовал облегчение и слабость одновременно.

Солдаты разговаривали, вспоминая минувший день. Они долго не могли уснуть, переживая впечатления боя за город. То один подаст голос и вспомнит какую-нибудь подробность, то другой вскрикнет азартно. То начнут коллективно подтрунивать над кем-нибудь из своих товарищей, и тогда раздавался дружный смех. Как правило, вместе со всеми смеялся и тот, над кем подшучивали. Иначе не отстанут. В бою все старались держать себя достойно, знали, что потом будет «разбор полетов». И так они переговаривались, пока старший сержант Менжинский не приказал:

– Всем спать!

Сразу затихли.

Утром, по старой привычке, я проснулся раньше всех. Вышел во двор и первое, что увидел, – на виноградной лозе огромные кисти винограда. Еще висел неснятый виноград. Огромные такие кисти! И так мне захотелось покушать винограда! Я даже оцепенел на некоторое мгновение, глядя на спелую огромную кисть. Но даже притронуться к ней не посмел. Повернулся и пошел на террасу. И сразу же предупредил солдат, чтобы виноград у хозяина не трогали.

Завтрак. На завтрак старшина Серебряков принес нам горячую кашу с тушенкой «второй фронт».

Когда начали чистить оружие, на террасу зашел хозяин. В руках он держал две плетенные из лозы корзины. Он попросил себе в помощь двоих солдат и повел их в виноградник. Хозяин показал солдатам, какие кисти надо срезать.

Перейти на страницу:

Все книги серии На линии фронта. Правда о войне

Русское государство в немецком тылу
Русское государство в немецком тылу

Книга кандидата исторических наук И.Г. Ермолова посвящена одной из наиболее интересных, но мало изученных проблем истории Великой Отечественной воины: созданию и функционированию особого государственного образования на оккупированной немцами советской территории — Локотского автономного округа (так называемой «Локотской республики» — территория нынешней Брянской и Орловской областей).На уникальном архивном материале и показаниях свидетелей событий автор детально восстановил механизмы функционирования гражданских и военных институтов «Локотской республики», проанализировал сущностные черты идеологических и политических взглядов ее руководителей, отличных и от сталинского коммунизма, и от гитлеровского нацизма,

Игорь Геннадиевич Ермолов , Игорь Ермолов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное