Моя милая, прелестная и обворожительная Женюра! Я так боюсь твоего наказания, что сейчас же беру двумя строчками выше и на чинаю письмо не с "половины" страницы. Больше белого места я оставлял, впрочем, без всяких задних мыслей, а из одной лишь чистосердечной "эстетики". Но если твоя эстетика против моей эстетики протестует, я смиряюсь, целую твои ручки и уступаю. Вчера утром было ровно 5 дней, как я не получал от тебя писем, и это заставило меня волноваться. Когда с некоторым опозданием (против обычного часа) пришло твое, самое маленькое из всех тобой за последнее время написанных писем — я проглотил с такой жадностью и главное с таким наголодавшимся чувством, что алкание мое не утолилось. Но когда я в мрачном лежании на постели прочел 15 страниц Аристотеля, я почувствовал, что жажда моя прошла и, прочитав еще раз твое беглое послание, я уже остался вполне удовлетворенным. Непонятна душа человеческая! Когда в "удовлетворительном" состоянии духа я начал анализировать, что, как и почему, я открыл приятную дя себя вещь. Тве письмо было помечено 23-м, а посано 27-го. Значит, виноват почтальон! Три дня задержки, вызвавших во мне столько беспокойств, и это дело "Генерального штаба"! Значит, следующее письмо должно быть тобою написано не позже 27-го, то есть я получу его завтра! Ура! Когда сегодня утром мне было действительно подано твое письмо — в моей душе уже был апрель. А когда я его бережно распечатал и стал вдыхать в себя все шего прелести — мое сердце затрепетало в майском восторге и я готов был начать танцевать. Я тысячу раз целую твои ручки и столько же раз твои глазки. Твое письмо сделало меня счастливым, и я несмотря на то, что на шее у меня сидит Аристотель и погоняет Сенекой, выскочил из его времени, чтоб прикоснуться душой ко всем блаженствам, которыми светятся твои прелестные глаза. Ты можешь себе представить с какой благодарностью я тебя обнимаю, с какою нежностью мысленно целую твое дорогое лицо! Ты ужасно мило пишешь, и я чувствую, что мои восторги и поощрения вызывают в тебе новые приливы вдохновения, потому что ты даришь меня новыми "перлами", от которых, я уверен, даже сам Александр "Великий" пришел бы в восторг. Он бы сейчас вынул "блокнот" и попытался бы "записать"! Я ужасно рад, что Ириночка не простудилась после купанья. А что она умница и все понимает — это я знаю. Ты хорошо делаешь, что гуляешь каждый день несмотря на погоду, но все-таки берегись. В сомнительных случаях выбирай не более удобное, а более благоразумное. Твое желание танцевать я понимаю и ему сочувствую — ибо ты танцуешь прелестно, но Боже тебя упаси и думать о каком-нибудь "вечере" — это ни под каким видом! Вечером выйти и танцевать — это абсолютно невозможно. Я тебе обещаю: если дело мое кончится благополучно, и мы будем жить осенью в Москве, тогда я тебе смастерю прекрасный "вечер". Вася, например, кавалер артистический и танцует увлекательно. Честное слово, устрою! Ты будешь царицей вечера, а я буду "антрепренером". Мы выпишем даже из Посада Сашу и Павлушу!
Позавчера у М.К. (которую, кстати, в ночь перед нашим приходом обворовали какие-то мазурики на 3000 р. — выломали дверь и унесли из буфета все серебро), мы (Сергей Николаевич, Григорий Алексеевич и я) почти окончательно порешили насчет книгоиздательства. В четверг будет деловое собрание. Это значит, я на лето добуду работы рублей на 1000 ! Тогда осень можно будет провести порядочно. То есть во всяком случае не умереть. Ах как это было бы хорошо! Т.е. не умереть, а достать работы.
Горячо-горячо и нежно целую обеих моих дорогих девочек. Горячий привет всем нашим.
Христос с тобой и Ириночкой.
Всем сердцем твой Володя.
173. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн[761]
<16.03.1910. Москва — Тифлис>16 марта 1910 г.
<…> Прежде всего прости, что я уже второй раз пишу тебе через два дня. Это вызвано тем, что эти дни я был особенно занят. К Логике и Психологии приходится готовиться больше, чем к другим экзаменам, а готовиться мне уже страсть как надоело и мне нужно делать много усилий, чтобы одолевать сотни страниц в день. <…>