W&H (СИ)

Гарри вытянул руку вперёд, пытаясь притянуть дневник телекинезом, но вместо этого он наоборот оттолкнул его, прижав к стене. Вздохнув, Гарри поднялся и подобрал ценную вещь, чтобы затем вернуться на место.

— Зачем вы оставили его мне, профессор? — Гарри откинул голову назад, уставившись в потолок. — Ради чего? Чтобы я узнал… что я — крестраж?

Застёжка едва слышно щёлкнула.

Гарри резко сел прямо, раскрывая дневник, но там ничего не было — лишь белые листы. Он несколько раз перелистал его целиком. Хмыкнув, Гарри уже хотел было достать ручку и начать писать в этой записной книжке, как он когда-то сделал с дневником Реддла, но буквы стали сами появляться на страницах.

«Том убил Лили и Джеймса. Остался только мальчик».

Слова быстро появлялись и моментально исчезали, растворяясь в белизне, как только Гарри их дочитывал. Чёткий со множеством завитушек почерк принадлежал Дамблдору.

«Внутри него кусок души Тома, но настолько маленький, что чрезвычайно трудно заметить. Пришлось провести несколько ритуалов для определения. Я никогда не думал, что душу можно поделить на такие…»

В этот момент на странице появилась чёрная клякса, как будто Дамблдор в момент написания крепко задумался.

«На такие маленькие кусочки. Это невозможно, если только он не создавал крестражи до этого».

Гарри вчитывался в каждую строчку. Он всё это и так знал, но ещё одно напоминание о собственной ущербности вызвало у него глухую злобу.

«И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой, — так гласит пророчество. Мальчик должен погибнуть. Тогда умрёт и часть души Тома. Но убить его должен сам Том».

Сердце Гарри забилось с удвоенной силой, и он стал глубоко дышать; руки захлопнули дневник, и тот выпал из ослабевших пальцев. Но ненадолго. Справившись с собой, он вновь, уже нехотя, углубился в чтение.

«Заклинание Лили, наложенное ею перед смертью, было слишком слабо, чтобы защитить сына, но его хватило, чтобы повлиять на разделённого Тома. Только такой путь я вижу. Мальчик станет легендой в нашем мире, его нужно укрыть. Далеко от магии, далеко от магов».

В горле начало першить, а сердце само по себе пропустило несколько ударов; что-то чёрное и мерзкое расползалось у Гарри в душе. Каждое слово, написанное здесь, ранило. Директор, которому он так доверял, писал сухо, подчёркивая лишь факты и свои мысли. Дамблдор как будто смотрел на шахматную доску, переставляя фигурки. От таких мыслей тугой обруч тяжёлых мыслей лишь сильнее сжимался вокруг головы Гарри, утаскивая в трясину мрачных эмоций.

Его руки начали мелко дрожать, но вряд ли он мог заметить это.

Дневник сам по себе перелистнул несколько страниц вперёд.

«Я передал Гарри его новой семье. Надеюсь, они покажут ему пример доброты и бескорыстия. Боюсь, только так мальчик сможет принять свою судьбу».

Гарри истерично засмеялся — он просто не мог больше сдерживаться. Горькая обида и злость захлестнули его с головой.

Раньше магический мир казался ему сказкой, добрым сном, где есть друзья и заботящиеся о нём люди, готовые прийти на помощь. Но хороший сон в последние годы стал превращаться в кошмар с таявшими на глазах шансами на хорошую концовку. С каждым прожитым месяцем положение становилось всё хуже, и как вишенка на всём этом: смерть Дамблдора и раскрытие его тайн.

Листы в дневнике снова зашлись безумным хороводом, пролистываясь вперёд сотнями, чтобы неожиданно остановиться чуть дальше середины. Почерк Дамблдора изменился: стал чуть более резким и не таким красивым, как в начале.

«Близится первый год Гарри в школе, мне нужно его подготовить — показать путь».

— Путь? Показать путь?! — Гарри прикусил губу практически до крови. — Путь к смерти? — прошептал он одними губами.

И, как ответ на его слова, в дневнике появились следующие строки:

«Путь к самопожертвованию во благо. Он поймёт и примет, когда придёт его время».