Wahnsin

– Делов-то! Зарезал бы, спрятал труп, да и дело с концом. Он был один, в каморке уборщика, я точно это помню. И вот, когда он согласился, я рассказал ему план. На следующий день, когда объявили о том, что немцы нападут часа через 3, мы сразу начали действовать. К тому моменту был болен один офицер – младший лейтенант Шубаев, а поскольку никто не знал, чем, то его хорошо укрыли, надели на рот повязку и положили в почти изолированную комнату. Она была не заперта, ведь никто и не хотел к нему соваться, так как это было чревато последствиями, однако другого выбора у нас не было. Когда вся крепость стояла на ушах, мы с Артёмом тихонько пробрались в комнату, где лежал лейтенант и… зарезали его. План заключался в следующем: у капитана был часовой, который всегда стоял около его двери. Артём должен был лечь вместо Шубаева, а тело младшего лейтенанта мы положили бы под кровать. Потом я вышел бы из комнаты и, повернувшись налево, пошёл бы в кабинет лейтенанта. К Шубаеву мы зашли с другой стороны, так что часовой не придал значения тому, что в комнату вошли двое, а вышел один, ведь попросту не знал об этом. Через пару минут после того, как я зашёл в кабинет капитана, Артём, лежавший на месте Шубаева, начал бы громко и жалобно стонать, чтобы часовой точно услышал его и подошёл к кровати, на которой лежал уже не Шубаев, а Артём. Как только часовой зашёл в комнату, Артём выпрыгнул бы с кровати, накинув на часового покрывало и зарезал бы его. Комната была очень маленькая и такая планировка позволяла моментально прикончить часового. А поскольку покрывало было очень большим и свисало почти до самого пола, трупа под кроватью не было видно. Эта часть плана была исполнена идеально. Далее Артём положил на кровать труп Шубаева, а под кровать труп часового. В большинстве мы надеялись на удачу. На то, что никто не войдёт в комнату в тот момент, на то, что часовой услышит стон Артёма и так далее. Выполнив свою часть плана, Артём ушёл из комнаты и вернулся в каморку уборщика.

– Продолжайте, – говорил Дмитрий, шокированный историей секретаря.

– Когда капитан вошёл в комнату, он не обратил внимания на моё присутствие, так как я всё-таки был его секретарём, да и к тому же Сорокин сильно нервничал. Тогда я достал из-за пазухи нож и, подойдя сзади и схватив капитана за горло, перерезал его. Он не издал ни звука, так как я держал его рот рукой; он лишь вздрогнул и упал на пол, не подавая после признаков жизни. Теперь оставалась последняя часть плана – отправка письма.

– Так я и знал… Вы сотрудничали с немцами, но как вы узнали адрес?

– Наш уборщик ведь был бывшим немецким солдатом. За день до убийства я спросил у него, как можно достучаться до капитана немецкой наступательной операции на Варшаву. Он же с удовольствием назвал мне секретный адрес, по которому письмо прибудет точно к капитану, где бы тот ни был. И вот я всего лишь зачеркнул прошлый адрес, вписав туда новый. После чего я высунулся в окно и подозвал стоявшего рядом мужчину, который раньше работал на почте, а сейчас служил «почтовым голубем» в крепости. Ему было плевать, куда шлют письмо, главное, чтобы заплатили. Я дал ему 20 рублей, и он с радостью доставил письмо. О да, он также знал этот адрес, ведь ему уже приходилось посылать письма именно этому капитану ранее. Вот и всё! Письмо отправлено, осталось лишь скрыть улики. Я взял нож и пырнул себя в живот. Я не перерезал горло и себе, ведь это могло вызвать подозрение, а вот самоубийство ударом в живот совершают очень редко, да и то лишь самураи в Японии. Что насчёт ножа? Его я выкинул в окно. На улице лил дождь, была ночь и грязь, так что оружие никто и не заметил. Вот и всё! Игра окончена! Капитан выведен с поля боя, немцы осведомлены о засаде. Оставалось лишь надеяться на то, что письмо дойдёт.

– Но зачем?..

– Дело в том, что российские солдаты убили моего отца и мать, когда мне было 5. Я отчётливо помню, как в горящий дом врываются двое имперских солдат, очень похожих на поляков и, крича что-то на польском, убивают моего отца, а потом стреляют и в мать, пытающуюся укрыть, спасти меня. Да я ненавижу эту страну! Ненавижу не только поляков, а всех, кто связан с Россией. Я всех вас презираю! И латышей, и литовцев, и финнов, и даже казахов! Да, да, точно помню, это было восстание 1863 года в Польше. Поляки убивали русских просто из-за ненависти к их нации, из-за того, что русские якобы лишили их хорошей роскошной жизни! Да я вас всех ненавижу! Теперь понимаете, Дмитрий? Понимаете?

– Я понимаю вас… а у меня немцы… друга убили… Так что же мне теперь, всех немцев ненавидеть?

– Прекратите это. Я не за этим сюда пришёл.

– Прекрасная история, господин Александр. Я провожу вас обратно в ад, но перед этим хочу сказать, что в этом деле замешан ещё один человек. Ещё один сообщник есть, о котором не секретарь, не Артём ни слуху, ни духу. Этот сообщник, поверь, очень хорошо знаком тебе, Дима.

– Я не знаю, кто помогал секретарю… – ответил Дмитрий голосом, полным безразличия и отчаяния.

– И даже не догадываешься?

– Нет.