Старик тут же упал на пол и, не пытаясь даже встать, молча наблюдал за действиями Дмитрия, немного приподнявшись на руках. Сержант же затворил за собой дверь и, вставив ключ в замочную скважину, прокрутил два раза, а после бросил его далеко в коридор, не повернув даже в ту сторону головы.
– Старик, ты научил меня кое-чему, – проговорил сержант, – благодаря тебе я понял, что такое настоящее счастье в жизни, понял, что такое гнев и к чему эти два чувства могут привести. Ведь слепое счастье также страшно, как и самый страшный гнев. А теперь, я хотел бы попрощаться с тобой раз и навсегда.
– Ты глуп, раз думал, что, заперев меня здесь, ты одержишь победу! Нет и ещё раз нет! Ты всего лишь на время запер меня здесь, всего лишь отдалил свою кончину! Ты жалкое создание, ты не способен одолеть меня! Я всемогущ, я вернусь и в следующий раз не дам тебе не единого шанса!
– Не отдавайся своим эмоциям, глупый старик, иначе они поглотят тебя, как чуть было не поглотили меня. Прощай.
– Стой, стой! Я хочу попросить прощения! Чего ты хочешь, за мою свободу? Скажи, чего?!
– Ничего, старик. Ты и так свободен. А вы, господин М., лучше отправляйтесь в свой мир и впредь постарайтесь не мешать моей жизни, если не хотите закончить, как этот несчастный.
– Так точно-с, я как раз-с собирался уходит-с, – трепетно пролепетал господин М. и растворился в воздухе.
Дмитрий же отвернулся от дверного окошка и, не обращая внимания на мольбы и угрозы старика, пошёл вперёд по коридору.
Глава 9: Последняя истина
Прошло много времени с того момента, как Дмитрий одержал победу над самим собой, заперев старика в его же камере. Всё это время сержант всё также мирно лежал на своей больничной койке и не подавал особых признаков жизни, однако точно был жив. Наступил март…
В комнате, в которой уже так долго лежал Дмитрий было темно. На улице была тихая и спокойная, совсем безлунная ночь. Не было слышно ничего, даже стрекотания сверчков или лая дворовых собак.
За то время, пока Дмитрий находился в коме, врачи успели сделать полную перестановку в комнате. Сломанный стул заменили новым, как и горшок. На окнах сменили шторы, переклеили обои, а на стене, напротив Дмитрия, повесили портрет мужчины грузинской внешности, с усами, густыми бровями, слегка прищуренными глазами и доброй улыбкой.
Одна лишь кровать, на которой лежал Дмитрий, оставалась неизменной. Её ножки и корпус были изрядно испорчены временем, слегка заржавевшие, в некоторых местах с ещё не облезлой краской. Старый матрас не меняли уже очень давно, а сам пациент очень изменился за время своего пребывания в коме.
И вот, когда часовая стрелка дошла до деления, помеченного римской цифрой “I”, левая рука пациента вдруг слегка вздрогнула. Его рот приоткрылся, а глаза наоборот ещё больше зажмурились. В конце концов, пациент всё же немного приоткрыл их и, поняв, что в комнате нет того ослепительного света, который встретил его в первый раз, полностью поднял веки.
Дмитрий ощутил, насколько обессилено было его тело после такого долгого пребывания в коме. Он попытался пошевелить ногой, но, поняв, что не может сделать даже малейшего движения, бросил эту затею.
В голове его кружилось много разных мыслей, однако такой долгий сон отнял у него ещё одну большую часть воспоминаний. Он помнил лишь о том, как смотрел на умирающего лейтенанта Астапова в крепости, как после своего первого или второго пробуждения, Люцифер рассказал ему о том, что именно он виновен в смерти офицера; он помнил, как вместе с дьяволом они почти раскрыли дело об убийстве капитана Сорокина; и самое главное, что он помнил о своём друге, который наверняка ждёт его где-то и искренне надеется на то, что сержант жив.
Вдруг дверь в комнату приоткрылась и в неё вошёл молодой человек лет тридцати, с чёрными бровями и небольшими усами, одетый в белый халат. Подойдя к пациенту, он вдруг заметил, что тот лежит с открытыми глазами и, наклонившись над Дмитрием, провёл пальцем над его зрачками. Увидев, что глаза пациента следят за всеми движениями доктора, тот с облегчением вздохнул и отошёл от кровати.
– Дмитрий, как вы себя чувствуете?
– И не спрашивайте, доктор, – жалобно и тихо проговорил сержант, – я и не думал, что мне придётся когда-нибудь просыпаться с той мыслью, что я вряд ли даже помню своё имя.
– Не беспокойтесь, товарищ сержант, это нормально.
– Как? Как вы обратились ко мне, доктор? Товарищ?
– Да, так оно и есть. Пришла новая власть, новая эпоха, пришли и новые порядки, и традиции.
– Так сколько же я проспал?
– Вы были в коме около 10 лет. Сейчас 2 марта 1930 года.
– 1930?.. О Господи… Я не могу поверить в то, что потерял в коме 10 лет моей жизни! Сколько мне сейчас лет? Нет, не говорите, подайте зеркало, покажите мне моё лицо!
Доктор вышел из комнаты, а через некоторое время вернулся, держа в руках небольшое зеркальце. Подойдя к пациенту поближе, он протянул руку с зеркалом вперёд так, что зеркало оказалось прямо перед лицом пациента.