Warm

— Оптимистично, если километров пятнадцать, то можно надеяться, что просто горячая волна пройдет, а потом опять все станет, как было, — предположил Александр.

— Как было, уже не станет, — угрюмо ответил Харитон. — Животных пожгло, птиц пожгло, растения тоже пожгло, что тут будет после этого, пустыня?

— Семенам в почве ничего не будет. Спадет жара, они и прорастут, кустарники некоторые пойдут от корней, — Аглая была не согласна с кузнецом.

–А животные что, прибегут, которых не достало, — из темного угла произнесла Фекла, ветеринар и подруга Гурьяна.

— Я, когда бежал сюда, слышал, как орал наш скот, — сообщил Александр, — но не решился бежать, открывать.

— Задержался бы на минуту и не сидел бы сейчас с нами, — оправдал его Гордей.

— Черт, Гайку жалко, — вздохнул Гурьян.

— Хоть бы не мучились, — запричитала Лукерья, уткнувшись в плечо Харитону.

— Интересно, когда они сварятся, их можно будет есть, — спросил Гурьян.

— Слушай, ты или обжора, или жуткий циник, — Аглая подняла свечу, чтобы заглянуть в глаза коллеге. — Обжора.

— Я просто подумал, если эта температура задержится на несколько дней, то можно было бы не дать пропасть мясу. Хотя бы козу принести сюда.

— С хрена ли она продержится несколько дней? — остудил его Харитон. — Я думаю, что там уже сейчас не то, что было. Это волна, прошла и сразу начало остывать. Через пару часов выйдем, гарантирую, там будет уже приемлемо.

— Через пару часов уже ночь будет, — предположил Александр, потеряв во тьме погреба ориентацию во времени.

Аглая достала телефон.

— Да, через два часа будет половина одиннадцатого.

— Тем более, — уверенно добавил Харитон.

— Как там Ваши ожоги, барин? — участливо поинтересовался Гордей.

— Спасибо, почти забыл о них. Шея немного горит и уши. Кажется, с них шкурка точно слезет. Черт меня дернул пойти на разведку, — Александр потрогал кончики ушей и сморщился.

— А я вот, что заметил, барин, сразу после Вашего приезда случилось это землетрясение, а после того, как Вы ушли на разведку, на городище обрушилось пекло. Вы там точно нигде с главным чертом не поцапались? — Гордей усмехнулся в бороду.

— Не помню я, чтобы где-нибудь ставил автографы кровью. Хотя, — Александр задумался, — любимая однажды просила меня поклясться на крови, — он снова задумался — Не, не думаю, что она у него в прислуге. Она хорошая, в принципе, только избалованная. В церковь ходила.

На минуту в погребе воцарилось молчание.

— Ладно, пусть прожарит бревна, паразитов всех нам выведет, мышей, стерилизует всё. Худо-бедно, восстановим Зарянку. Глядишь, через год потянутся люди, –Аглая встала, подошла к двери и приложила руку к щели в верхней ее части. — Тянет теплым.

— Да на фоне здешнего холода, любой воздух снаружи будет казаться теплым, — Гордей сам встал и проверил. — М-да, не просто теплый, горячий, — он суетливо завертелся на месте. — Надо бы законопатить щели.

— Не надо, пока, — остановил его Харитон. — Все равно скоро выходить.

— Если раньше до ветру не захочется, — Гурьян заерзал, будто его уже приспичило.

— Слушайте, а это будет проблемой, если парилка затянется надолго, — произнес Александр. — На питьё пока не налегайте, а то мы тут быстро лед растопим.

Харитон отложил в сторону поднесенный ко рту ковш с квасом.

— Я вам говорю, к ночи все остынет, — снова пообещал он.

Представив себе, какие проблемы могут их ожидать в случае долгого заточения в погребе, кузнецу хотелось верить.

Разговоры в погребе затихли. Каждый мысленно отсчитывал время до выхода, надеясь, что снаружи погода приходит в нормальное состояние. Александр поэтапно вспоминал свою жизнь и был удивлен выводом о том, что она его готовила именно к тому, чтобы оказаться в этом погребе. Все его устремления к богатству как будто были нужны для того, чтобы он построил Зарянку, в которой будет погреб, охлаждаемый льдом. Выходило, что богатство не было смыслом, а всего лишь средством, на которое можно было организовать собственное спасение.

Сколько раз его напарники по бизнесу вертели у виска, зная, что он вбухивает средства в какой-то исторический «цирк», который заведомо не окупился бы при жизни. Сколько раз Александр, прислушиваясь к ним, готов был отказаться от своей затеи, но потом, по неведомому упрямству снова вбухивал деньги в мечту. Сидя на бочке и трясясь от холода, он, тем не менее, испытывал внутренне тепло от гордости за себя, считая, что предательство собственной мечты — это одно из самых грешных дел, стоящее на одном уровне по греховности с десятью смертными грехами, и он его не совершил.

Аглая снова включила телефон. Она экономила заряд, включая телефон, только чтобы узнать время.

— Пора, — сообщила она. — Два часа прошло.

— Ух! — Харитон встал и, чтобы согреться немного, замахал своими ручищами. — Я пойду, — бескомпромиссно произнес он, — моя идея.

— Накинь на руки и лицо что-нибудь, вдруг там еще жарит? — предложила Аглая.

— Давайте.

— Мешок крапивный подойдет? — Гурьян поднял почти пустой мешок.

— Что в нем?

Гурьян порылся и вынул репу за хвостик.