We were the Champions...(СИ)

Он яростно протопал к холодильнику, осматривая наличие определенных продуктов. Футболист все ещё злился на себя, на Джона и на эту духовку, место которой теперь на помойке. На себя, конечно, меньше. Он в этой ситуации вообще пострадавший! Только с самолета, а тут такой стресс! Это вредно для его организма. Акинфеев услышал тихие шажочки, быстро шаркующие по полу.

— Дань… ты это… не сердись… — пробормотал пришедший, не отрывая взгляда от пола.

Вздохнув, Даниил оборачивается к Джону и старается придать своему голосу бодрость, хотя будь его воля послал бы всех к чертям, а сам бы увалился спать, потому что полет прошел просто ужасно. Слева от него сидела тетка немалых размеров и постоянно пыталась с ним заговорить, но сосредоточиться ему мешали огромные размеры тетки и слишком яркая помада на пухлых губах. Немного правей рыдал ребенок, мамаша которого дрыхла, изредка похрапывая. И это бизнес класс! Чем он заслужил такой день? Гарсию не убил, тренеру не грубил. Даже Игнашевичу не мешал дочитать его нудную книжку! Под конец полета, тетка больших размеров настырно предлагала обменяться номерами телефонов, а ребенок справа вновь заревел, мешая всем остальным.

— Ты яичницу будешь? Просто у нас в холодильнике вновь мыши сдохли! — он подозревал, что продуктов в начале дня было много, но нужно помнить, что Джон пек пирог. Джон! Поэтому ничего удивительно в том, что холодильник пуст.

Джон кивнул, тут же просияв. Ну и как на такого злиться? Он ведь приятное хотел сделать, знал ведь, что Акинфеев приедет уставший, хотел его пирогом накормить, получилось, правда, совсем противоположное, ну да ладно. Забыв, что именно из-за соседа придется есть нелюбимую яичницу, Даниил приступает к готовке.

Матч ЦСКА — Спартак не мог быть обычным. От него ещё до свистка ожидают борьбы, голов, бурю эмоций и многое другое. Но именно этот матч является особенным. Он будет особенным для каждого россиянина, потому что уйдет целая эпоха. Эпоха Игоря Акинфеева. Именно мачт ЦСКА — Спартак будет последним в карьере лучшего голкипера России. Именно он подарит целый спектр чувств: радость и грусть, счастье и тоску. Билеты в домашний сектор были распроданы за три дня до матча. Болелщики, зная, что эта игра станет завершающей клубную карьеру великого вратаря, в благодарность готовили банеры и плакаты, посвященные его уходу.

Три очка остались за армейцами. Игра вышла сумасшедшей, как и предполагалось. Мяч постоянно находился в штрафных площадях, но в ворота залетать отказывался напрочь. Какими бы методами не пробовали пробить по воротам: один пенальти, штрафные, угловые и простые удары, мяч побывал в воротах всего дважды, причем каждый раз пропускал соперник. После последнего на сегодня судейского свистка болельщики поднялись со своих мест, чтобы поапплодировать Акинфееву. На глаза наворачивались слезы. Игорь, апплодировая в благодарность, подходил к одноклубникам и обнимал их. Немного позже с трибуны спустились его дети и жена. Ева, поддавшись эмоциям окружающих ее людей, плакала. Он взял ее на руки.

— Ну, ты чего, солнышко?

К нему подошел тренер, чтобы пожать руку и приобнять за плечи. Он долго обнимался с одноклубниками, тренерским штабом, хлопал болельщикам и фанатам. Взяв Данилку за руку, футболист вместе с женой отправился к трибунам, еще раз поблагодарив болельщиков, они скрылись в подтрибунном помещении. Позже выясниться, что Игорь Акинфеев дал своё согласие на участие в Чемпионате Мира 2022 в Катаре, который станет для него последним в карьере.

Когда Джон, отужинав, куда-то направляется с предпоследней сумкой наперевес, Акинфеев считает, что пора выяснить, что сосед туда напихал. Отвечать на поставленный вопрос он не спешит, однако и уходить не торопится. Он аккуратными шагами медленно подходит к дивану и садится на него, испуганно уставившись на Даниила.

— Джон, скажи мне. Не бойся. Я тебе ничего не сделаю… — тихо произносит он, следя за соседом. Тот мотает головой.

— Хорошо. Не хочешь говорить — просто намекни. Что там?

Джон ещё раз помотал головой и для верности уставился виноватым взглядом в пол. Даниила такая реакция удивила и насторожила.

— Ок’ей, просто скажи, если кто-нибудь узнает об их содержимом, на меня это как-то повлияет?

Джон задумался. Это было понятно по руке, потянувшейся к затылку, по слегка затуманенному взгляду и по отсутствию вечно радостной улыбки на его лице. В такое состояние он впадал очень редко, но если это случалось, то вытаскивать соседа из него было проблематично. Обычно Акинфеев его просто не трогал в такие моменты, дожидаясь того мгновения, когда Джон радостно подпрыгнет и вскрикнет, что он придумал, и убежит исполнять задуманное в реальность.

— Не думаю, — ответил он, вздрогнув, — но лучше будет, если никто не узнает об этом.

— Что?