Weird-реализм: Лавкрафт и философия

Тут следует упомянуть, насколько сложно придать текстам Лавкрафта должную кинематографическую форму. С одной стороны, любая экранизация оказывается не более чем переводом оригинала. Но куда проще сделать адекватный фильм на основе [произведений] Остин, Диккенса, Джойса или Кафки, чем придать убедительную визуальную форму рассказам Лавкрафта. Любой фильм должен будет остановиться на каком-то конкретном облике Ктулху, хотя Лавкрафт и дает нам понять, насколько это невозможно. Странное «гнусное качество» матросов-культистов тоже должно быть как-то воплощено. А любой режиссер фильма, снятого по «Цвету иного мира», не имел бы другого выбора, кроме как подбросить монетку и принять какую-то конкретную версию искаженной светотени и перспективы. Некоторые экранизации могли бы оказаться лучше других в отношении попытки визуально запечатлеть причудливый смысл «искаженной перспективы и светотени», но даже в самом лучшем случае мы сможем лишь насмешливо поаплодировать героическим попыткам режиссера^[76]. В строгом смысле никакая экранизация Лавкрафта не сможет запечатлеть его аллюзии.

15. Водохранилище будет построено

«Скоро здесь будет водохранилище, и все тайны окажутся на его дне... и если мне доведется еще раз побывать в Аркхеме, я ни за что не стану пить там водопроводную воду» (CS 343; ЦМ 215).

Многие эффекты ужаса в прозе Лавкрафта возникают, когда нечто выходит из скрытого фона на передний план нашего внимания. Это происходит, когда, например, мы узнаём об аномалиях в известных геометрических законах или структуре светотени и перспективы. Все эти базовые структуры мира обнаруживают себя в тот момент, когда ломаются, подобно хайдеггеровским молоткам и устаревшим железным дорогам, — но, учитывая их всеобщность по сравнению с этими конкретными повседневными сущностями, ломаются более угрожающе.

В приведенном выше пассаже о водохранилище интересно, что в нем осуществляется обратное движение. События на ферме Гарднеров уже далеко в прошлом, и только Эмми Пирс помнит подробности. Семейная трагедия Гарднеров постепенно стирается из памяти людей, но причины этой трагедии, по словам Эмми, все еще здесь, с нами. Он утверждает, что, когда в конце рассказа цвет рванул в космос, маленький фрагмент его остался в земле. Опустошение, расползающееся вокруг этого места, разрастающееся с каждым годом, придает достоверность страхам Эмми: кусочек цвета все еще злобно ворочается в опаленной пустоши. Ужас Гарднеров теперь отступает на задний план, становится фоном, — не потому, что он стерся из памяти, а потому, что отныне этот ужас будет встроен в невидимую муниципальную инфраструктуру Аркхема, отравляя воду во всем городе. Говоря на хайдеггеровский манер, «сломанный инструмент» из колодца семьи Гарднеров скоро станет невидимым инструментом, на который будут молчаливо полагаться в своей повседневной жизни жители Аркхема. Говоря же на маклюэновский манер, то, что некогда было ужасающим содержанием, теперь окажется невидимым «медиумом», на который будет полагаться все население Аркхема.

16. Цвет только по аналогии

«Цвет ее, отчасти напоминающий некоторые группы полос исследованного накануне спектра, описать было почти невозможно; да и вообще, назвать это цветом можно было только по аналогии, из-за невозможности подобрать какое-то другое слово» (CS 345; ЦМ 218 — пер. изм.).

Теперь и цвет разделяет судьбу геометрии, светотени и перспективы. Тремя абзацами выше сотрудники (вымышленного) Мискатоникского университета прибыли из Аркхема, чтобы взять образцы странного метеорита. В ходе лабораторных тестов «спектроскоп выявил яркие группы полос, не соответствующих никаким известным веществам» (CS 344; ЦМ 217). Случай Гарднеров произошел в 1880-х, и, учитывая, что спектральный анализ впоследствии станет одним из главных ключей к квантовой теории Бора и его коллег, здесь самая передовая физика XX века оказывается под ударом за несколько десятилетий до ее создания.