Проблема не просто в том, что некий материал выдает необычный спектр. Нет, сам полученный цвет невозможно вписать в известный видимый спектр. «Назвать это цветом можно было только по аналогии» — звучит скорее как запутанная средневековая софистика, нежели феномен, непосредственно видимый человеческому глазу. Это еще один вызов голливудским кинематографистам, на который те не смогут ответить: невозможно представить себе, как поместить «цвет по аналогии» на пленку. Лавкрафт помогает нам примириться с этой идеей, предлагая несколько дополняющих (и отвлекающих) вспомогательных свойств. Цвет имел «гладкую» текстуру. Постукивание по поверхности выявило, что глобула была «тонкостенной и полой». После сильного удара молотком глобула «лопнула с тонким неприятным звуком, напоминающим хлюпанье» (CS 345-346; ЦМ 218 — пер. изм.), и исчезла. Нас просят вообразить цвет, который не вполне цвет, который «невозможно определить словами», который и цветом-то называется только по аналогии — что бы это ни значило. Здесь Юм не ставится под вопрос с помощью смутного общего впечатления, превышающего сумму качеств, а высмеивается изнутри: «Думая о метеорите семьи Гарднеров, мы только соединяем четыре совместимые друг с другом идеи — гладкого, тонкостенного, полого и странного цвета по аналогии, которые и раньше были нам известны».
17. Иные законы существования
«...[Метеорит был] одиноким таинственным (weird) вестником из иных вселенных, где царят иные законы материи, энергии и вообще существования» (CS 346; ЦМ 219 — пер. изм.).
Здесь мы имеем еще одно предложение, которое не прошло бы уилсоновский тест на хорошую прозу и даже заслуживало бы звания бульварщины самого худшего сорта. В других обстоятельствах это обвинение было бы заслуженным. Представьте себе, к примеру, научнофантастический рассказ, начинающийся с вышеприведенного предложения: «Метеорит был одиноким таинственным вестником из иных вселенных, где царят иные законы материи, энергии и вообще существования». Это предложение действительно могло бы составить конкуренцию знаменитой фразе «ночь была тёмная и бурная»[77] за звание худшего начала литературного произведения.
Но, разумеется, это не начало произведения. В качестве начала это была бы всего лишь необоснованная попытка шокировать читателя и заставить его с порога признать существование «иных вселенных». Перо опережало бы мысль, и читатель мог бы почувствовать себя обманутым или даже оскорбленным таким непрофессионализмом. Но это предложение возникает на шестой странице из двадцати девяти, и хотя, возможно, оно было бы более уместно в последнем абзаце, как подведение итогов, оно прекрасно работает на своем месте в качестве краткого описания субстанции, только что исчезнувшей из лаборатории, где ее исследовали. Говоря, что метеорит прибыл «из иных вселенных, где царят иные законы материи, энергии и вообще существования», рассказчик уже не просто раздувает мыльный пузырь; он говорит это после того, как законы цветового спектра были беспардонно нарушены глобулой из неведомого материала; после того, как ее цвет оказался «цветом только по аналогии»; после того, как она «лопнула с тонким неприятным звуком, напоминающим хлюпанье» и исчезла; после того, как молния ударила в место падения метеорита не менее шести раз во время грозы.
Короче говоря, Лавкрафт уже заслужил наше доверие своим подробным рассказом о лабораторных экспериментах и озадачивающих результатах, полученных в ходе их проведения. Мы уже прекрасно знаем о странных свойствах этой необычной субстанции, даже если большинство из них недоступны пониманию. Лавкрафт пользуется открывшейся здесь возможностью переключить наше внимание с отдельного выбивающегося объекта на ужасающую сверхкосмическую среду, которая изначально была его домом. Теперь это уже не просто отдельный странный объект, случайно упавший в Массачусетсе, — теперь это лишь один типичный продукт «иных вселенных, где царят иные законы материи, энергии и вообще существования». Обширность нашей Вселенной и все бесконечные чудеса ее топографии оказываются редуцированными до песчинки среди бесчисленных других вселенных, в каждой из которых свои законы материи, энергии, геометрии, светотени, перспективы и даже цветового спектра.
18. Не вполне соответствуют
«[Нейхем] не пытался объяснить это точнее, но у его собеседников сложилось впечатление, будто он полагал, что следы не вполне соответствуют повадкам и анатомии белок, зайцев и лисиц, какими они должны быть» (CS 347-348; ЦМ 220 — пер. изм.).
Отнюдь не будучи плохим стилистом, Лавкрафт часто производит нововведения, которые напоминают технические прорывы, обнаруживаемые Вазари у ранних итальянских художников[78]. Увидев несколько примеров аллюзий на неименуемое, теперь мы встречаемся с аллюзией на аллюзию, производящей исключительно яркий эффект ужаса.