Weltschmerz или Очерки здравомыслящего человека о глупости мироустройства

И я представил, кто из знакомых что скажет на похоронах, представил, как будущей весной в саду зацветут пионы, и то, как они потом завянут на моей могиле. Не растратил ли я жизнь напрасно? Люди в таких случаях, наверное, составляют список дел перед смертью. Я прикинул, какой длины он будет, и понял, что с жизнью мы были знакомы только шапочно.

Но вот вопрос: зачем же меня предупредили? А что важнее – кто меня предупредил? Были ли это всевышние власти или власти федеральные? И если второе, то просчитались они, или же это всего-навсего плановая демонстрация силы?

С другой стороны, ни одна хорошая книга, кинолента и жизнь хорошо не заканчивается. Главный герой умирает на странице или экране, чтобы не умереть в нашей памяти. Если всё обойдётся, я останусь второстепенными персонажем, но кем я буду, если меня сейчас убьют? Политической жертвой, вот кем. Знаменосцем и Францем Фердинандом.

Немного придя в себя, я сжал кулаки: я обязан бороться до конца, это моя работа. Даже больше – моя жизнь. Я докопаюсь до правды, даже если это будет последним, что я сделаю.

Решено, сейчас же пойду в поликлинику и перепроверюсь. Только не к тому врачу, к которому меня таскает жена – он некомпетентен. А, возможно, он в сговоре с властями. Жене тоже ничего говорить не стану. Ввязывать их в это дело слишком рискованно.

Резко поднявшись с бордюра, я ощутил, как закружилась голова.

Жена мягко взяла меня под руку и притянула к себе, мы вышли из такси. Она подвела меня к подъезду, почти до самой двери:

– Заходи, паникёр, – усмехнулась она и мягко подтолкнула. – Я в магазин и обратно. Буду минут через десять.

Я провернул ключ и навалился плечом на мягкую обивку двери. Полоска тёплого света сочилась из кухни в прихожую. Я вошёл и в изнеможении повалился на стул. Временное удостоверение, ну конечно же… временное. Я уронил голову на руки и услышал, как по столу затанцевала тарелка. Временное. Временное, чёрт!

Подняв глаза, я различил на горизонте бутерброды из поджаренного хлеба, немного подвявшего салата и неровно нарезанной колбасы. Я протянул руку за разлинованным клочком бумаги: «Для папы (и мамы, может быть). Не забудь закрыть воду. Лисёнок».

Жена неслышно подкралась сзади и обвила мои плечи руками. Морозный ветер, который она впустила, и холодный поцелуй на шее заставили меня оттаять. Оцепенение прошло, и я положил набитую колбасой щёку на её ладонь. А через несколько секунд услышал тихий хруст хлеба над ухом.

Искренне Ваш,

Продавец свободы

– Мам, тут Моллюск из редакции своей звонит. У папы опять шиза, походу: сидит в посольстве Эквадора и просит политического убежища для кота и четырёх человек.

Одинокие капли ударились о раковину и затихли. Она вытерла руки о джинсы, поправила растрепавшиеся волосы и выглянула из-за угла:

– А причина?

– Говорит, за ним охотится Интерпол.

Мама выдохнула, зачесала волосы назад и продолжила мыть посуду:

– Ясно всё. Раз ужина нам с тобой сегодня не видать, найдёшь в холодильнике продукты и что-нибудь придумаешь. Сделай уроки, пока меня не будет, – она набросила тёмную потрёпанную парку на плечи.

– Мам? Почему всё вот так? Мы правда должны это терпеть?

Она развела руками и потрепала меня по щеке:

– Лисёнок, представь себе, его разыскивает Интерпол, а он беспокоится об укрытии для нас с тобой. Ты боишься воров за окном, и он каждый раз приходит, точно зная, что там никого нет. – Уголки её губ приподнялись и дрогнули. – Раз и навсегда запомни: среди людей нельзя быть счастливым и не уметь терпеть. – Она немного подумала и добавила совершенно другим голосом. – В конце концов, не все же такие идеальные, как я.

Дверь тихонько приоткрылась, и мама скрылась в пещерной темноте подъезда.

Filmriss или Многорукий бог дедлайнов

Что ж, на этот раз разберём совсем уж глупый вопрос. Если после всего, описанного в данной рубрике, у читателя закралась мысль об его уместности, пожалуй, зажаренное зерно взойдёт быстрее, чем ростки познания в умах современников. Поговорим о вере.

У выхода на посадку сотрудница аэропорта искоса взглянула на меня и выплюнула протокольную фразу. Странное дело, фамилию спрашивали бесчисленное количество раз, однако я растерялся и смог только со смущённой улыбкой протолкнуть паспорт в окошко. Она нахмурилась, пренебрежительно протянула сухую ладонь с острыми кислотно-зелёными ногтями. Перед тем как свериться со списками, человек-одноканальная система закатила глаза.

После нескольких бессонных суток тело мотало из стороны в сторону. Могу только представить, что тогда подумал персонал, вяло приветствовавший меня сквозь стиснутые зубы. Пробившись сквозь толпу леммингов, по каким-то причинам спешивших скорее занять места в бизнес-классе и в середине, я упал на ставшее уже родным 27F. Не успел я устроиться и затянуть ремень, как за стеклом послышалось несколько глухих хлопков.

Чёртовы фейерверки. Сейчас распугают птиц, а утром я уже буду по ту сторону заголовка. Хотя, наверное, ногти у неё были ядовито-розовыми?