Weltschmerz или Очерки здравомыслящего человека о глупости мироустройства

Самый очевидный и быстрый способ удовлетворения данной потребности – бить и убивать ближних. О нём вам с радостью расскажут по телевизору. И так мы переходим к следующему типу маньяков: они наблюдают за насилием и смотрят новости. Такие любят истории, в которых погибают все до предпоследнего. Для таких жизнь людей ценнее, если они умирают оптом. Такие свято верят в кармагедон.

А вот третий тип интереснее, потому что сочетает в себе черты двух предыдущих. Для удовлетворения своих потребностей они насилуют свои же тело и разум, параллельно пренебрегая чувствами близких. Такому человеку нравится видеть, как о нём беспокоятся. Тоска по ним обязательна, ведь она – мерило собственной важности. Рассказывая о своих злоключениях, такой человек испытывает гордость.

И честно признаю, что я и сам не исключение. Мне нравится думать о насилии и избегать его я не стараюсь. Более того, каждый раз выходя поздно на улицу, я в тайне растравляю себе душу, представляя, как меня сегодня убьют. Я злорадствую, думая, как стану проблемой многих людей, если меня зарежут на улице. О, я дорого продам свою жизнь и заставлю бюрократов плакать…

Искренне Ваш,

Продавец свободы

…после случая с неудавшимся квартирником я начал с опаской относиться к старшим коллегам. Всем кроме редактора, который, как и я, жил на востоке и, по сути, спас меня в ту ночь. Постепенно я стал частым гостем в его доме: за еду или койко-место помогал по хозяйству после пар и стажировки в офисе.

Разумеется, его жена не была против моего присутствия, но при ней я чувствовал скованность. Ровно до того момента, пока мне не начали доверять ребёнка. А ребёнок действительно был очарователен, хотя я так и не разобрался, был ли Крис Кристофером или Кристиной. Любопытство нашёптывало, что, как только Лисёнок подрастёт, всё само собой станет ясно: чтобы спросить прямо прошло слишком много времени. Но вскоре я просто принял причёску под горшок, футболки и деревянные развивающие игрушки как должное.

Теперь мои мысли занимало совсем другое: им с женой удалось выработать особый график, по которому они сидели с ребёнком, ходили на работу и выполняли домашние обязанности. Осмелюсь, впрочем, предположить, что инициатива исходила именно от моего начальника: слишком уж щепетильно он относился к его исполнению.

Раньше я и не знал, что так можно. Он на пару со мной готовил, убирался и мыл посуду, затем они с ребёнком довольно сурово критиковали мои учебные статьи, а вечером я всегда уходил на пару часов, чтобы предоставить им с женой время побыть наедине.

Насколько мне известно, оба стремительно поднимались по карьерной лестнице, но, если в случае с ней я не видел всю картину, могу точно сказать, что он получал повышения в несколько раз быстрее, чем коллеги, работавшие полную неделю. За год с небольшим он дослужился сначала до редактора, а затем и до главного редактора. Но самое важное – он ни разу не поднял руку и даже не прикрикнул на ребёнка. Если задуматься, он и на меня никогда не повышал голос…

…до меня донёсся плачь моего ребёнка. Это было настолько неожиданно, что я бросила посуду, влетела в комнату и огляделась: Лисёнок обеспокоенно смотрит на стажёра, полусидящего-полулежащего на полу и пытающегося ухватиться за диван. Он согнулся так, что его голова почти упирается в бёдра. Я немного успокоилась, поняв, что мой ребёнок в порядке, но мыслить проще не стало – чей-то корчится под моими ногами:

– Что произошло?

– Да так, просто живот чего-то прихватило, – ненатурально улыбнулся он.

– Ты что-то не то съел? Ты ел вообще?

Не дожидаясь ответа, я положила ладонь ему на лоб, хотя невооружённым взглядом видела: он весь мокрый.

– Ты чем-то болеешь? Хроническим или, может, простудился?

Закусив нижнюю губу, он и помотал головой:

– Нет. Не знаю. Можно я пару минуток посижу, а потом пойду.

Он попытался встать, но я надавила ладонью на его плечо:

– Лежи, горе луковое. Скажи-ка лучше тёте, тебе уже вырезали аппендицит?

– Чего? – он поднял на меня полузакрытые глаза.

– Понятно, – вздохнула я. – Лежи здесь, сейчас вызову скорую. Телефон мамы, папы помнишь? Я предупрежу, где тебя искать.

Он вцепился в мою ладонь, заглянул прямо в глаза и трясущимся голосом начал уверять меня этого не делать. Я сглотнула ком, согласилась отложить эту идею на потом и убрала мокрую прядь с его бледного лица. Взяв Лисёнка на руки, я без колебаний набрала номер скорой. Затем всё же поразмыслила и позвонила мужу…

…я приоткрыл глаза и увидел два силуэта. В моей голове почему-то ни на секунду не зародилось сомнений – я точно знал, кто передо мной стоит и позвал обоих по имени. Они что-то оживлённо обсуждали, но затихли и придвинулись ближе, как только заметили, что я пошевелился:

– Ну ты как, Горе Луковое?

– Всё в порядке, Детёныш?

Почему-то мне показалось, что сейчас самое время прохрипеть:

– Простите, нужно было в общаге сидеть. А то перепугал вас с Лисёнком…

Моё зрение не успело сфокусироваться, так что я не заметил, как она наклонилась и легонько щёлкнула пальцами мне по лбу: