Where the bones disappear? (СИ)

— Я родился уже после того… случая. Через год, может быть, чуть больше, — начал он, взглядом уговаривая меня сесть обратно в кресло. — Но я слишком хорошо помню таких, кто приходил еще долгое время. Шутники, что не могли унять интерес взглянуть на мать сумасшедшего и его младшего братца… А ведь я его даже не знал. Я был всего лишь ребенком, который не осознавал, что происходит…

— Но я правда ничего не понимаю!

— А я вот думаю, что понимаете. Думаю, вы одна из тех умников, кого заинтересовала эта история и кто решил углубиться в мнимую игру-расследование.

Оторвавшись от своей опоры, мужчина снова начал размеренно выхаживать по кабинету, скользя взглядом по всему и ни по чему одновременно. Я содрогнулась от осознания того, что все это время отрицательно качала головой, как заведенная кукла, и уже было хотела что-то сказать, хоть что-то в целях заглушить стенающий вой собственных мыслей, но не успела.

— Вполне логичный алгоритм действий: в первую очередь посетить, так сказать, “исток”, “корень” или “верховье”… Как бы вы это назвали?

— Мистер Лэнгдон, — аккуратно начала я, пытаясь найти что-нибудь зыбкое в его офисном костюме, что-нибудь, чтобы не поднимать взгляд на лицо, от вида которого дрожь становилась болезненной и почти невыносимой, словно под кожу одновременно вгоняли миллионы осколков, — думаю, нам не прийти к обоюдному пониманию произошедшего или даже происходящего в данный момент… Могу я пообещать, что забуду как вас, так и ваш адрес, и мы разойдемся в то же мгновение?

— Я уже сталкивался с таким феноменом, как страх перед правдой. Моя профессия, как бы ни комично в сложившейся ситуации, психиатр. И я с твердостью могу заявить, что то, что люди начали бояться правды — не выдумка и не бред сумасшедшего, это реальность.

— Мистер Лэнгдон, — голос предательски подорвался, но от этого не было никакого толка, ведь моих жалких попыток никто даже не заметил.

— Многих настолько глубоко окутали ложью, что правда уже ими не воспринимается, они её сознательно отвергают: им кажется что комфортно находиться во лжи, комфортно и безопасно. Но почему?

Вдруг, замерев в паре метров от моего кресла, он будто от напряжения прищурил ореховые глаза и задумчиво взглянул на меня. Время в тот момент казалась огромным бременем, потому я не уверена: искал ли его уверенный взгляд что-нибудь в моих глазах час или всего минуту? Казалось, я успела несколько раз перестать дышать до того, как он отвернулся, небрежно пожав плечами, и возобновил свой “моцион”, ритмично постукивая подошвами официальных туфель.

— Признаюсь, своим уверенным отрицанием вы меня озадачили, — снова заговорил мужчина, характерным движением потирая гладко выбритый подбородок. — Не понимаете?.. Что ж, тогда я объясню вам. Это не был сбой, и ошибка здесь ни при чем: база данных хранит всю историю учеников с самого образования еще тогда просто школы, а не гимназии. И человек, которого вы искали, и правда учился здесь и жил по известному вам адресу.

Создалось явное ощущение, что его речь соткана из длинных медицинских жгутов. С каждым новым словом они стягивали холодными потоками непонимания, сквозняками. Кажется, я уже начинала задыхаться. Бездушные звуки ложились на мои и так уже больные уши. Состояние граничило с истерикой. Глубокий вдох. Выдох. Тело представлялось огромным механическим аппаратом, который настолько сжат, что, когда он подавался вперед либо еле-еле двигался, кости-шестеренки выпускали огромную струю раскаленного пара. Он должен был стабилизировать давление, но этого не происходило. Оставалось лишь ждать взрыва.

— Тейт Лэнгдон, так официально и не обвиненный, но и не оправданный в причастности к убийству одноклассницы и пропаже учителя, который, предположительно, стал свидетелем, — снова остановившись, он устало взглянул на меня и перед тем, как продолжить, выдохнул так, будто воздух был тяжелее свинца. — Тейт Лэнгдон — любимый сын своей матери и мой брат, который покончил жизнь самоубийством прямо в стенах этой школы.

Вся ситуация напоминала последнюю степень рака с метастазами: голова набита кучей дезинформации, мозг перестает работать исправно, вселенная ломает, словно телевизор хочет поймать нужный канал в серебристых пикселях черного ящика, но попадает вечно на пустоту. От такого нет спасения, остается только терпеть. Я было хотела подняться, но, словив все тот же спокойный и изучающий взгляд со стороны собеседника, прерывисто выдохнула остатки воздуха, что держала в легких все то время, пока он говорил, и сжала в руках подол юбки. Стало непривычно от режущего осознания отстранённости. Теперь появилось что-то новое… Это было огромное расстояние, отделяющее меня от прошлого.

Дрожь в последний раз пробила до основания собственной жизни и исчезла, будто ее и не было. Казалось, что я познала весь полный абсурд смысла человеческого бытия и сразу же забыла его.

— Почему вас назвали его именем? — не очень удачно подавив нервный смешок и проигнорировав удивленно вздернутые брови мистера Лэнгдона, спросила я спустя, казалось, целую вечность. — Это ведь… Это же…