С его лица не сходил мой умоляющий взгляд, в который я пытался вложить всю уверенность. Все те чувства и слова, что я так усиленно заталкивал как можно глубже, отчего они, однако, не переставали расти. Тело представляло собой лишь пустую оболочку - просто скелет, обтянутый кожей.
Внутри меня не было ничего, кроме отчаяния и потребности в чьей-нибудь близости. Не существовало больше ничего. Теперь, в эту ночь, все, что я испытал за последние четыре месяца, с начала апреля до начала августа, все, что я чувствовал к нему за это время, наконец, устремилось наружу, как поток лавы – такой же горячий и такой же разрушительный.
Я не хотел этого. Я не хотел подвергать себя подобному, потому что я становился еще более уязвимым, чем прежде. Меня вывернуло наизнанку, и теперь мои внутренности выставлены напоказ, открывая всего себя целиком, - не осталось больше ничего, что я мог бы скрыть. Эта лава проникла в мое тело, когда я впервые встретил его; она прочно обосновалась в моих ступнях, притягивая к земле. С ней было тяжело ходить, но в то же время именно она позволяла мне твердо стоять и, наконец, чувствовать опору под ногами. И, поскольку я был наполнен, я стал тяжелее, более существенным, я мог ходить прямо, не прогибаясь под неуверенностью и страхами.
Я нуждался в нем, чтобы понять и убедиться в своих чувствах.
- Но я хочу, - прошептал я, упрямо наклоняясь ближе и снова протягивая руки к его штанам.
Почему он не верил мне? Разве он не хотел, чтобы я стал именно таким? После всего оказанного мне внимания, как он мог думать, что я не привяжусь к нему? И что насчет нашей дружбы? Разве она не была для него чем-то особенным?
- Фрэнки, нет, ты не хочешь… - запротестовал он, пытаясь оттолкнуть мои пальцы от себя. – Блять, я… я знаю, что ты ведешь себя так только потому, что я уезжаю завтра, но не думай, что ты на самом деле хочешь этого… ведь если бы ты испытывал ко мне нечто подобное, ты бы показал это намного раньше… все из-за того, что я здесь последнюю ночь, из-за того, что я рассказал тебе…
- О боже, - плакал я, - боже, ну почему… почему это происходит. Ты мне нужен. Ты даже понятия не имеешь, пожалуйста, просто останься… я позволю тебе делать со мной все, что пожелаешь, ты можешь заниматься со мной сексом, когда захочешь… и ты, ты говорил, что это было особенным для тебя, ты, блять, сказал, что это многое для тебя значит! Ты не представляешь, каким униженным я чувствовал себя тогда. Но я доверился тебе, во всем… и во второй раз, когда я сам трогал тебя… и ты поцеловал меня, а потом мы занялись любовью, ты сказал… ты не можешь теперь отказываться от своих слов. Просто дай мне тебе отсосать, блять!
Он совершенно не понимал меня. После того, как мне удалось слегка приспустить с него брюки, я с удвоенным отчаянием накинулся на его рубашку, пытаясь расстегнуть пуговицы. Мне нужно достучаться до него, нужно донести свои чувства. Он знал, насколько я был застенчив, как я боялся. Он знал, как я ненавидел себя. Но, возможно, если я сделаю это, он наконец поймет, что я абсолютно доверяю ему, что люблю его и нуждаюсь в нем больше всего на свете.
- Я тоже доверяю тебе, любовь моя, пожалуйста, успокойся… не делай этого…
Я перевел руки на его боксеры, готовый стащить их окончательно. Я не мог сосредоточиться. Голова кружилась, в горле пересохло, пальцы дрожали как никогда в жизни, но я не останавливался. Я смутно чувствовал, как он извивался подо мной, перехватывая мои запястья.
Я должен показать ему, как сильно его люблю.
- Остановись немедленно, Фрэнк, - прошипел он резко, решив, видимо, больше не церемониться со мной.
Кое-как вывернувшись из-под меня, он крепко сжал мои руки, практически лишая движения. Он потянул меня на себя и усадил рядом на кровать, и именно в этот момент я сорвался, падая на подушки и громко рыдая.
Я испытывал невероятное смущение и стыд за свои как всегда незрелые поступки. Он обнимал меня все время, не давая вырваться из его хватки.
- Боже мой, блять, Джерард… прости за все это, ебать…
- Успокойся, малыш, успокойся…
*
Мое тело как по команде яростно задрожало, а живот болезненно скрутило. Я сильно вспотел, а ком в горле давил настолько, что я не мог говорить; Джерард лежал рядом со мной, растерянным взглядом смотря в потолок. Он что-то тихонько напевал, так как проигрыватель был уже выключен. Я слышал отдельные слова и фразы, срывающиеся с его губ, но не мог угадать песню.
- Разве не забавно, как мы притворяемся, что все еще дети? Тихо таясь под покрывалом небеc, которые оберегают меня от себя и всего, во что я верю. Я не буду отрицать боль, я не буду отрицать перемены. Должен ли я согрешить здесь с тобой… Ты тоже меня оставишь?****